к животным. Они сразу говорят на это, что у зверей нет души, нет представлений о добре и зле, нет ценностей, сравнимых с людскими, — сказал он. — Уж об этом судить не возьмусь. Порой мне кажется, что это животным впору говорить такое о нас. — Он покачал головой. — Зверь может выдрать тебе сердце. Искалечить тебя. Убить, повинуясь одному лишь инстинкту, и беззаботно продолжить свой путь, точно ничего и не случилось. В общении с ними есть свои законы, и нетрудно просчитать, чего будет стоить их нарушение. А вот с людьми сложнее. Даже добрые могут порой причинить тебе зло, а уж о злых и говорить нечего. — Он отнял руку от окошка и потер искалеченные пальцы. — Вот почему я предпочитаю животных. Даже если они убьют меня. Возможно, однажды так и случится. — Он осекся.
А я все ждал продолжения. Казалось, он вот-вот расскажет мне про свою руку. Или о том, почему Персиваль Боулз так его назвал. Или обо всем сразу. Мне не терпелось это услышать — услышать все что угодно, лишь бы освободиться от себя самого. Но Старик снова высунул локоть в окошко и затих, чувствовалось, что сейчас его надо оставить в покое. Но я не послушался. Вцепившись в руль с такой силой, что тому впору было согнуться, я задал вопрос, которого больше всего страшился:
— Вы сообщите шерифу? Старик покосился на меня:
— С какой стати? Нам надо доставить жирафов в Сан-Диего.
— Но ведь отец из-за меня застрелился.
— Неправда. Это было его решение.
— Но я же и сам в него выстрелил. Я едва его не убил!
— Ты его припугнул.
— Что?
— Помнишь, что ты сказал в Теннесси? — проговорил Старик. — «Я его припугнул. Если бы я хотел его застрелить, он бы уже покоился с миром». — А потом, точно этого объяснения было достаточно, он снова воззрился на дорогу и добавил, немного помолчав: — Это первая твоя история, но не факт, что единственная. Тебе решать.
Мне так и не суждено было узнать, что он скажет дальше, потому что ровно в этот момент прицеп так затрясло, что нам даже показалось, что колеса оторвались от земли. Потом тряска повторилась, и нас обоих выбило из кресел. Не сговариваясь, мы оглянулись на пульман.
— Притормози вон там, — велел Старик, указав на пыльную, облупившуюся табличку впереди:
У КУТЕРСА
Бензин. Вода. Продукты
Зверинец «Обитатели пустыни»
Заведение это находилось чуть поодаль от дороги, и мы не успели его толком рассмотреть — впрочем, у нас и без того головы были забиты. Но когда мы подобрались ближе, нас накрыло дурное предчувствие. Мы увидели цистерну с водой на сваях, а по соседству с ней — покосившийся домик с по-луобвалившейся крышей. Я взял курс на автозаправку. Но обе колонки оказались сломаны — причем давно, если верить глазам, — так что я проехал мимо и только тогда притормозил.
— Не нравится мне тут, — признался Старик. — Давай проверим жирафов и поедем дальше.
Жирафы высунулись в окошки и тут же спрятались обратно, подняв неслыханный шум. Казалось, один из них пытается выбить копытом боковую дверцу — так сильно она дребезжала.
Я поспешил к дверцам, покрытым вмятинами, чтобы их открыть, и скользнул взглядом по дальней части скособоченного здания. А потом застыл как вкопанный.
Медведь. Пума. Енот. Гремучие змеи.
Все — в клетках.
Залитых кроваво-красными лучами солнца…
— Здорово, путники! — произнес высокий голос откуда-то из-за клеток. Нам навстречу вышел пренеприятный типчик — таких волосатых и пучеглазых коротышек, одетых в кожу с ног до головы, я еще не видывал. На одном глазу у него поблескивало бельмо, а другим он внимательно смотрел на нас. — Добро пожаловать в «Кутерс»? — провозгласил он и, взяв палку, принялся тыкать ею в зверей.
— А ну прекрати! — вскричал Старик.
— Да я ж просто хочу, чтобы они перед вами покрасовались, — заявил подслеповатый недотепа, так и не прервав своего занятия. — Вы ведь мои первые клиенты за черт знает сколько времени?
— Да ты их так переубиваешь всех! — возмутился Старик, кивнув на клетки, выставленные под жаркое солнце.
— А ты почем знаешь?
— Я в настоящем зоопарке работаю, — с негодованием сообщил Старик. А потом, покосившись на прицеп, заглушил в себе гнев и достал кошелек. — Нам надо только проверить жирафов, ничего больше. Мы заплатим за постой и поедем дальше.
— Мать моя женщина, да я не прогадал? — вскричал коротышка, торопливо отобрав у Старика деньги. — Когда я увидел, как вы подъезжаете, я сказал себе: «Кутер, да в этом прицепе наверняка целое стадо жирафов!» Но решил пока помолчать, чтобы вы сперва подтвердили, что тоже их видите. А то еще подумаете, что я сбрендил! Погодите минутку.
Он исчез в хибаре.
Вспомнив окончание моего литл-рокского кошмара, я потянулся к подставке для оружия. На улицу коротышка вернулся с двуствольным обрезом.
— Нет-нет-нет, это ты брось, — сказал он и прицелился в меня.
Подскочив к стойке, он схватил стариковское ружье и дробовик и швырнул их в кусты. Последний долетел аж до самой дороги.
— Черт возьми, да в чем дело?! — вскричал Старик. — Я же тебе заплатил. Еще хочешь? Что тебе вообще нужно?
— А ты сам-то как думаешь, мистер Настоящий Зоопарк, — отрезал коротышка. — Мне жирафы нужны. Но я человек разумный. У вас их двое. Я заберу одного. Чтобы каждый остался доволен.
Старик наградил пустынного пройдоху взглядом, от которого впору было провалиться сквозь землю.
— Не получишь ты жирафа. И стрелять в нас не станешь. Тебя за это вздернут, и ты это сам знаешь.
Кутер улыбнулся — от воспоминаний об этой улыбке мне и девяносто лет спустя не по себе. А затем он сказал:
— Так-то оно так. Но за стрельбу в животных у нас не вешают, а жираф — это животное. Так что, если мы не поладим, я просто пристрелю одного из них и скормлю своим зверушкам. — С этими словами мерзкий недоумок со всей силы стукнул по стенке прицепа, и оба жирафа высунулись в окошко. Кутер тут же прицелился в них из обреза. — Пиф-паф! — выкрикнул он. — Пиф-паф!
Было видно — Старик готов голову ему оторвать, и коротышка тоже это заметил, потому что тут же взял врага на прицел.
— Может, вам наглядной демонстрации не хватает, а? — спросил он. А потом подошел к своим клеткам и застрелил енота. Кишки разлетелись во все стороны.
— Черт бы тебя побрал! — ругнулся Старик.
Коротышка сощурился.
— Знаешь ли, я и сам в этой жизни далеко не ангелочек, но богохульства на своей
