Надо было быстрее решать загвоздку, пока сюда не явилась другая парочка с желанием уединиться.
Сильвия находилась не в полной отключке, а в полусознании, но ни говорить, ни двигаться не могла. В таком состоянии я бы мог увидеть её воспоминания, главное, суметь до них добраться, и у меня возникла идея.
Если Печать со скорпионом даёт защиту от ментальной фильтрации тому, кто носил эту самую Печать, то вполне возможно, что эффект защиты уходит только тогда, когда перстень надевает кто-то другой.
Это была всего лишь догадка, но проверить не помешало бы.
Я вынул из кармана пиджака перстень и провёл пальцем по изображению скорпиона. От соприкосновения с тёмной реликвией жжение пронеслось по всей руке.
Что же со мной будет, когда я надену Печать? Надеюсь, не потеряю сознание, как после паука, или не сдохну от боли.
Я осторожно взял перстень двумя пальцами.
И тут услышал голос Софи.
— Нет, Рэй, не стоит этого делать, — она бесшумно вошла во мрак беседки. — Ты готов рискнуть всем ради того, чтобы узнать, где Хлоя? Ты столько боролся, чтобы вот так похоронить свою свободу? Есть риск, что я не смогу снять с тебя Печать. Ты осознаёшь, что делаешь? Рэй, ты осознаёшь?
— Осознаю, Софи, — кивнул я. — Если что, будьте готовы отрубить мне палец или даже руку. И сделайте так, чтобы к беседке больше никто не сунулся.
Софи помолчала.
— Хорошо, — наконец ответила она, развернулась и исчезла так же незаметно, как появилась.
Я бросил прощальный взгляд ей вслед и без промедления надел Печать на указательный палец левой руки.
* * *
Как только перстень оказался на моей руке, прозвучали четыре глухих щелчка.
Из внутренней части кольца один за другим выскочили шипы и пронзили палец до самой кости.
— Ч-ч-ёрт… мать её… мать её… — Я прижал руку к животу и стиснул зубы, заставляя себя заткнуться.
Печать впилась в меня намертво. По руке потекла кровь.
На людей реликвии не действовали так жутко, как на меня. С другой стороны, полноценный чёрный волхв вообще не смог бы надеть на себя ни одну из Печатей, а я мог, хоть и с адской болью.
Оставалось только стерпеть, а терпеть я умел.
Возможно, не так хорошо, как Херефорд, но умел.
Я убрал руку от живота и оглядел себя. Кровь уже успела обильно запачкать жилет, но это было не так важно. Моя левая рука превратилась в полупрозрачную тень, а через несколько секунд и всё остальное тело провалилось во мрак, будто покрылось им, как панцирем.
Боль в пальце исчезла.
Я легко поднялся на ноги. Быстро и ловко, да ещё и с ощущением, что не чувствую собственного тела. Будто притяжение к земле для меня уменьшилось вдвое, а сам я превратился в привидение или духа, в неясный образ.
Поверх смокинга на мне появился теневой плащ, нижнюю половину лица теперь скрывала повязка. Предплечье левой руки стягивал серый ремень с ножнами.
А неплохо.
Я поднял с пола стальной нож и сунул его в теневые ножны, однако ничего не получилось. Клинок никак не хотел в них держаться, его выбрасывало. Тогда мой взгляд упал на лежащий у ног кинжал из слоновой кости.
Так вот почему Сильвия пользовалась именно им — обычную оружейную сталь скорпион не принимал.
Я взял костяной кинжал, и тот легко вошёл в ножны, закрепившись в них, как влитой. Отлично. Теперь пришло время проверить свою догадку насчёт снятия защиты от ментальной фильтрации.
Стянув маску с глаз, я убрал её в карман пиджака под плащом, после чего снова склонился над Сильвией.
Моя правая ладонь легла на её лоб, влажный и горячий.
Кодо пронеслось по руке и проникло в тело Сильвии, свободно и пластично. Значит, моя догадка оказалась верной — не зря я рискнул и надел Печать. Сменив хозяина, перстень снял защиту с предыдущего владельца.
Я прикрыл глаза, погружаясь в память Сильвии.
Проник так глубоко, насколько позволял мой навык ментального чтеца.
Темнота.
Выдох…
…кто-то ударил меня по лицу, не сильно, но неприятно.
— Ты совсем дура?! Ты зачем это сделала?! Кто тебя просил? Это покушение на наследника! Ты в своём уме?
Кожа горит от пощёчины, и я прижимаю к лицу ладонь. Всхлипываю от обиды, потом ещё раз, уже громче, со стоном боли, не сдерживаю слёз и шепчу:
— Тео, прости. Тео, я думала, так будет лучше. Думала, что всё получится, и ты будешь доволен. Я не знала, что он проверяет еду на своём псе. Откуда я знала? Я не знала, Тео…
Сквозь пелену слёз я смотрю на младшего брата Теодора. Разъярённого, как дьявол, с покрасневшей от злости физиономией.
Он ещё молод, но уже настолько властен, порочен и жесток, что даже Георг рядом с ним кажется образцом добродетели.
Они с детства ненавидели друг друга и боролись за благосклонность деда, но Георгу повезло больше. Его отец Фердинанд имел вес при дворе, а Гораций вечно отсиживался в тени. Теодору приходилось самому себя отстаивать. И чем больше он старался, тем сильнее отдалялся от семьи и более жёстким становился, ненавидя всех вокруг.
А теперь Теодор ненавидит и меня.
Я тоже себя ненавижу. Дура! О чём ты думала, Сильвия? Ты всё испортила! Пресвятая Дева, ну почему всё так вышло? Хотела помочь брату, а что получилось? Георг не просто остался жив, он ещё и догадался, кто его пытался отравить…
Дверь в кабинет неожиданно распахивается.
На пороге стоит Георг, за ним — его отец Фердинанд и целый отряд охраны.
— Сильвия, зря ты это сделала, — чеканит слова Георг, переступая порог кабинета. — Ты надеялась, что я не вычислю отравителя? Ты одна на кухне сегодня крутилась. Одна из тех, кто хотел бы моей смерти. А теперь тебе придётся отправиться в тюрьму. Судить тебя будут за покушение на наследника и, скорее всего, приговорят к казни. Закономерный финал.
Я отшатываюсь от него, но меня окружают солдаты.
Фердинанд молча ухмыляется — он на всё готов, чтобы его сыночек сел на трон, даже жизнь отдаст, если понадобится. Так и пусть горит в аду, сволочь.
— Вообще-то, Сильвия исполняла мою просьбу, — вдруг чётко и громко произносит Теодор. — Это была моя идея. Мне очень жаль, Георг… мне очень жаль, что вместо тебя сдох твой пёс.
Георг резко поворачивает голову в сторону Теодора и щурится.
— Твоя идея?
Он удивлён, даже ошарашен. Не тем, что Теодор попытался его отравить, а тем, что он признался, взяв мою вину на себя.
Фердинанд качает головой и смачно хмыкает.
— Допрыгался, Тео. И что теперь тебя ждёт, знаешь?
