садились в корвет, и последовал за ними. Я не понимала одного: как ему удалось уцелеть? Огден говорил, что было официальное оповещение из военного корпуса.
Огден посмотрел на меня:
— Если бы я знал, где ты, пошел бы в другую сторону. Я не хотел.
— Тогда в другую сторону пошли бы не только вы… Все закончилось, господин Огден. Поправляйтесь.
Я поднялась со стула, развернулась, но паук окликнул меня:
— Лелия.
Я обернулась:
— Да.
Он поднял голову:
— Прости меня.
Я посмотрела в его бледное лицо, кивнула, коснувшись сломанной руки:
— Поправляйтесь.
Я вышла из медблока, прислонилась спиной к стене. Гаар тут же подскочила, в глазах дрожало беспокойство:
— Что? Что случилось?
Я покачала головой:
— Нет, ничего. Просто странно. Еще не так давно я мечтала уничтожить Огдена. А теперь мне жаль его.
Гаар пожала плечами, скривилась:
— Вот еще! — Она взяла меня за руку: — Нашла, кого жалеть. Тебя господин звал.
Я кивнула:
— Пойдем.
Я не видела Квинта несколько дней. Он был в постоянных разъездах. Может, просто бежал из дома, погруженного в траур. Чернота, поспешно наведенная Невием, теперь служила ему самому. По всему дому траурные вымпелы. Рабы надели черные пояса. Я тоже надела черное, хотя теперь совсем не понимала собственный статус. Формально — я больше не являлась частью этого дома. Я была свободной. Могла делать, что вздумается, ходить, куда вздумается. Донсон Фальк больше не смел мне указывать. Но я не понимала, что делать со всем этим. Мой мир по-прежнему ограничивался домом и садом. И моей Гаар. Единственное, что действительно изменилось — я перестала бояться. И это было странно. Настолько, что где-то глубоко внутри я до сих пор в это не верила.
Квинт сидел в спальной за маленьким столиком у окна. В черном халате. Пил алисентовое вино и просматривал какие-то бланки. Казалось, его лицо стало острее, резче, тени залегли глубже. Я знала, что в последние дни он плохо ел. Он поднялся навстречу, прижал меня к себе и поцеловал в макушку:
— Я рад, что ты пришла.
Я прижалась к широкой груди, понимая, что хочу стоять вот так долго-долго. Казалось, что больше ничего и не надо. Мне было спокойно. И так хорошо, что я едва сдерживала слезы.
Я провела ладонью по его гладкой груди, погладила пальцем черную голову нарисованного дракона:
— Я была в медблоке. Тимон снял повязки… И у Огдена.
Квинт шумно выдохнул мне в макушку:
— Я предложил ему подыскать другое место, но он отказался. Сказал, что не посмеет.
— Кажется, теперь он наказывает сам себя.
— Сказал, что уедет куда-нибудь на Форсу. И может даже женится.
Я невольно улыбнулась — мне было бы сложно вообразить жену паука. Но это было хорошей идеей. Огден был всего лишь немногим старше Квинта. У него есть все шансы поменять свою жизнь. Пусть даже на Форсе.
Квинт посадил меня за стол:
— Хочу показать тебе кое-что.
Он протянул мне белый конверт с красной эмблемой. Я узнала императорский герб — дракон, пожирающий солнце.
— Что это?
— Заключение императорской лаборатории. Я хочу, чтобы ты взглянула.
Я теребила в руках конверт:
— Я?
Квинт кивнул.
Я неверными пальцами открыла конверт, достала стандартный формуляр. Активировала и пролистала мелкий текст. Формулировки, цифры, таблицы. Единственное, что было мне понятно — собственное имя.
Я виновато посмотрела на Квинта:
— Я не понимаю.
Он заглянул мне в глаза:
— Пятьдесят девять процентов, Лелия. Пятьдесят девять процентов высокородной крови.
Я потеряла дар речи. Смотрела в его ясные глаза и ничего не понимала.
— Что это значит?
— Это значит, что ты имеешь полное право получить статус высокородной полукровки. Самый низкий для высокородных, без принадлежности к дому. Но и это в корне все меняет.
Я просто молчала, буквально чувствуя, как вытягивается лицо. Все это не могло быть правдой.
— Во многих высоких домах существует негласная традиция избавляться от детей наложниц, если эти дети неугодны. Полукровок редко узаконивают без особой необходимости. Избавляются и от матери и от ребенка. В большинстве случаев наверняка.
Квинт опустил голову, поджал губы. Казалось, ему было неприятно об этом говорить.
Было сложно допустить, что я поняла все правильно:
— Мой отец… высокородный?
— Да.
— Кто?
Квинт усмехнулся:
— Это определит только императорская лаборатория по запросу предполагаемого отца. Поверь мне — желающего не найдется. Но кто-то решил сохранить тебе жизнь. Тебе и твоей матери. Несколько подложных перепродаж — и уже никто не узнает первоначального хозяина. Полагаю, была договоренность, что этот человек, Ник Сверт, освободит вас по прошествии какого-то времени. Но он почему-то этого не сделал.
— Он любил маму. Мы ни в чем не знали отказа.
Квинт лишь развел руками:
— Может, это и было причиной. Он боялся ее потерять.
Я молчала. Чувствовала себя так, будто меня долго-долго раскручивали с закрытыми глазами, а потом отпустили. Но никакого ликования не было — я совершенно растерялась. Настолько, что готова была разрыдаться. Я посмотрела на Квинта:
— И что теперь?
— То, что я могу жениться на тебе.
Я потеряла дар речи. Наконец, опомнилась:
— Но, ведь даже так я вам не ровня. Разве это допустимо?
Квинт поднялся, обнял меня, снова утыкаясь в макушку:
— Если бы я не нарушил протокол, не пересел на другое судно, как и настаивал Варий — подорвался бы вместе с флагманом. В прошлый раз я отделался шрамом, но не стоит дважды полагаться на такое везение. Меня спасло отступление от правил. Лишь взрывной волной вывело из строя кислородную систему и модуль связи. Пришлось провести несколько дней на спутнике Кланса и ждать отладки. Я всю жизнь поступал, как допустимо. — Он отстранился, посмотрел мне в лицо. — Теперь я хочу ту жену, которую выбрал сам.
