Как вернуться, она не знала. Кругом была одна и та же пустыня с признаками обгоревших земель, которые приближались к состоянию камня.
– Пошла она, твоя Праведница, в гроб со всеми своими прихвостнями! – зло огрызнулась Манька, когда снова наткнулась на знакомую огненную статую.
Ужас заключался в том, что эта умирающая… убитая земля была твердыней Благодетельницы. Она могла исходить ее вдоль и поперек, но парню не станет легче – только собственная земля и его решимость могли открыть ему дорогу к Дьяволу, чтобы тот помог выйти из рабства. Но сознание парня отказалось от земли, не проросло, поклонившись врагу. И она могла хоть сколько взывать к нему – он оброс червями, и проклинал, и ненавидел, и любил, как червь. Ее нехитрые слова были для него слишком сложными, он не умел анализировать, не сомневался, жил, как подсказывало сердце. И каждый раз, когда боль приходила к нему от вампира, он забивался в щель, переставая существовать и в пространстве, и во времени.
– Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие! Слезы мои были для меня хлебом день и ночь, когда говорили мне всякий день: "где Бог твой?" Вспоминая об этом, изливаю душу мою, потому что я ходил в многолюдстве, вступал с ними в дом Божий со гласом радости и славословия празднующего сонма. Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего, – сладким голосочком, смахивающим на женский, запричитал монумент из огня.
Манька плюнула в монумент смачным плевком, с наслаждением, в отместку, прямо в то место, где у монумента должны были быть глаза. За слабость, за предательство, в червей и Благодетелей…
– Ну пожелала, ну пришел… Надо было хлебушек-то кушать… – с издевкой посочувствовала она.
– Не делай ей больно! – взмолился монумент знакомым мужским голосом, который вызывал изжогу.
– Я бы дров подбросила! – она пнула камень, который был ближе, с угрозой, направляя его в сторону монументально зрелищной головни.
Огненный монумент стал мрачным и угрожающим.
«Если я буду бодать проклятую землю, будет как у меня!» – мгновенно одумалась Манька и подняла камень, рассматривая его. Камень на ощупь был твердым. На вид еще не успел остыть, но сильно холодил руки.
Интересно, почему Дьявол сказал, что неугасимое поленье дерево растет в Аду?
Хм…
Сама Твердь была не из камня, она была мощной силой, которая валила с ног. Как-то же пропускала в себя, раскрываясь.
Наверное, это был ее камень, у огненных статуй Ад оставался внутри, черти не торопились открыть им червяков. Им вообще не было до них дела, они помогали только тем, с кем успели подружиться или кто должен был родиться в Раю. Одним концом мученики упирались в бытие вампира, а вторым…
А второго конца не было – земля благословляла вампира в то время, как родное сознание смотрело на нее со стороны и уже ничего не могло сказать. Само бытие вампира земля не видела, но полчища червей манили ее туда, где кипела жизнь, намазанная медом и елеем, политая слезами, – и она отверзала врата каждому, кто посеял в нее свое семя. Угождала, отказываясь принимать как данность и свою смерть, и отсутствие сознания, и боль, которая приходила к ней, стоило настроиться на саму себя. Выдуманная жизнь казалась адовым мученикам реальнее, чем та, которую они вели.
– Он выбывает из игры, – высунулся черт из некоторой дали, кивнув на статую. – Не пропадать же энергии, – ехидной покривил он шерстистую рожицу с рожками. – А поленья тут, только смотреть надо наоборот. Забыла?
Манька улыбнулась ему, как старому другу. И в самом деле, она совсем выпустила из виду затылочное зрение. И немедленно исправила оплошность. Черт вприпрыжку следовал за нею, украшаясь цветами. На голову он водрузил перевернутый колокольчик гигантских размеров, на шее болтался венок из слабо сплетенных белых пушистых вперемежку с алыми махровыми цветами, на бедрах вокруг сделал себе опоясанье из пушистой травы, по низу которого пустил веточки с белыми и синими цветами. Несомненно, черт решил побыть немного женским полом.
В Саду-Утопии был вечер или ночь. Везде люминесцировали потоки света, и всюду горел огонь, но не яркий, а серебристо-призрачный. Наверное, тут даже светила были, все-таки это была земля Дьявола. Вернее, Писец, который вел хронологию событий в Небесах – и он имел плоть более плотную, чем земля Поднебесной. То же самое, как если бы не было вампира, и обе земли принадлежали ей одной, и взгляд остановился там, где было тело.
– Материя сознаний обнуляется, – черт вынырнул на ее сторону, рассматривая статую. – Это те, которым пора уйти к Великому Богу, который родил Шефа…
– Это как? – поинтересовалась Манька, проверив, насколько черт обездвижен ее головой.
На этот раз он был сам собой – она успокоилась.
– Сознание не смогло бы существовать, если бы некоторые силы не двигали его взад-вперед, взад-вперед, – Черт изобразил на пальцах колесико, хаотично порулив другой рукой вокруг и около. – Пока оно живет, оно как бы размазывается в некотором количестве материи, накачанной количеством энергии, которой хватило бы, ну… – он оглянулся в поисках сравнительного образа, махнул рукой и загнул трехэтажную заумность: – … на воплощение мечты некоторых звезд, относительно кромешных мероприятий, по непрерывной выплодовке трансмутагенных и мутационных видовых изменений материальности по уровневым высокоскоростным переменным величинам с заданными параметрами.
– ???… – Манька непроизвольно раскрыла рот, будто схлопотала кирпичом по голове.
– Скажем так, – пояснил он, заметив, что Манькин взгляд застыл, пытаясь переварить полученные сведения. – Энергии твоего сознания хватило бы на количество динозавров, которые существовали на земле в период одного года в пору их расцвета. Их сознания двигались с меньшей скоростью. Или жизненно важным объектам микроскопического размера, лишенным сознания – им этой энергии хватило бы на миллион лет того же периода. Миллион лет микроскопическая биомасса могла бы жить не умирая.
– ???… – Манька мотнула головой и забыла, что хотела сказать.
– Именно! Именно! – горячо воскликнул черт. – Энергия, которую вдохнул в вас Шеф, для поддержания материи вашего сознания в форме, хватило бы на один год всем динозаврам и динозаврикам, в пору их расцвета! Все живое стремиться совершенствовать свою форму и содержание. Она нужна вам, чтобы мысль была для вас объектом исследований. Перед тем, как отработанной материи сознания уйти в Небытие, энергия добывается обратно, равномерно распределяясь по всему количеству неугасимой материи, которая впоследствии смешивается с землей и принуждает ее приступать к разведению биологических видов. Это живой огонь, и он родит жизнь всюду, где есть хоть какие-то условия для жизни. Кислород, водород, азот, углерод, сера…
– Послушай-ка, а как так было, что люди в огне не умирали и не становились живыми? – Манька перевела тему, испугавшись учености черта.
