Глава 1. Настоятельное приглашение в пространное место. Доводы за и против
После битвы с оборотнями прошло две недели. О битве в благодатной земле ничто не напоминало, кроме погорелого леса, но деревья уже выпускали новые побеги, заращивая шрамы. Колодец почти восстановился, и подросло неугасимое дерево. Из земли показался ствол. Избы восстановили огород, насадив кучу новых диковинных растений. Животные с удовольствием обживали зеленые пастбища по мере того, как разрасталось неугасимое дерево. Каждое утро на пробежках Манька убегала все дальше и, добравшись до снега, втыкала в землю колышки неугасимой ветви, расширяя пределы теперь уже ее обширных владений. У яков, бизонов, оленей и других парнокопытных начался весенний отел, превращаясь в молочные реки и творожно-сметанно-сырные озера. Избы потчевали домочадцев переработанной продукцией и выменивали у духов полезные приспособления, диковинки и экзотические семена, которые по всему свету имели связи и могли достать, что угодно.
Манька и ее новый друг Борзеевич, вставший плечом к плечу, когда пришла беда, наслаждаясь тишиной и умиротворением, полностью прониклись мирной жизнью и об безделья били баклуши, вырезая из них разные фигурки. Гномики, лягушки, лебеди, огородные пугала… Борзеевич по части деревообработки оказался спецом.
О такой жизни Манька в самых сказочных фантазиях не мечтала, и внезапно поняла, что такое «дом», где любят с железом или без него, радуются твоей радости, слушают любую ересь, доверяют, невзирая на то, что из твоей головы никуда не делась полюбовная жизнь с вампирами и, стоит отвлечься, в мыслях снова Благодетели.
Неотступная болезнь…
Это огорчало всех, и ее саму, но так уж устроен проклятый – и она с этим смирилась, надеясь, что когда-нибудь переборет свое наваждение. Самовнушением, или еще чем…
И только Дьявол бродил как неприкаянный, истаивая от скуки и напоминая, что вампиры никогда не смирятся с поражением, что документов ни на землю, ни на избы у нее нет и никто их выдавать не собирается, и, если она еще не передумала встретиться с Благодетельницей и расставить точки, пора бы собираться в дорогу.
Манька тянула время…
– Ну давай хоть немного поживем по-человечески! – канючила она, взывая к его сердоболию. – Должен же быть у человека отпуск? Куда твоя любимая Помазанница денется? Да ей не жить, пока со свету не сживет, пусть теперь сама за мной побегает! – хихикала она, предвкушая мучения Идеальной Женщины.
– Ну, Маня, это ты зря… – тяжело вздыхал Борзеевич, которому сладкая жизнь тоже пришлась по вкусу. – Сюда придут не оборотни, а государственная военная махина, которую заморские страны не рискуют разбудить, хотя мощи у них помощнее имеются. А если людей пригонят? Люди от Дьявольских стрел не умрут и по боголепию нашему пройдутся сапогами, не оставив камня на камне. Кто знает, а вдруг избы против человека не устоят?
– Но хоть раны залечим. Десять пуль из меня достали, – расстроенная Манька выставляла все свои пальцы. – Я не человек, что больничный мне не положен?
– Обещаю, если сносишь железо вот до этой отметины, – наконец, поклялся Дьявол, сделав на шестой части посоха снизу зарубку, – остальное сотру в порошок, да такой, что скрипеть на зубах не будет!
Перспектива была заманчивая. После битвы с оборотнями от второго железного каравая и посоха осталось чуть больше половины…
Почему-то в тихой домашней обстановке железо, при всем желании, не снашивалось. Она уже давно поняла, что она лучше изнашивается, когда она перебарывает какие-то ужасы и преодолевает неподъемные трудности. Первый комплект закончился, когда избы от покойников чистила, еще полкомплекта сносила, когда воевали с оборотнями. Можно сказать, комплект – за три месяца. Но, если сносит железо, которое на ней, запасок в котомке совсем не останется – и пойдет налегке, а там еще комплект – и можно во дворец заявиться, требуя встречи на законном основании.
Перспектива была заманчивая…
Но так не хотелось тащиться черт знает куда и за каким чертом. Долина внизу, кроме зеленой полосы, по которой они с Дьяволом прошли вдоль реки, чуть зауженной в том месте, где Дьявол перенес ее, была укрыта снежным покрывалом, и когда в благодатной земле шел дождь, там мели метели.
Из тепла, да снова в этот собачий холод…
А избы от железа потряхивало. Они продолжали его прятать, пока она спала, а когда вспоминала, приходилось долго искать котомку и посохи, обнаруживая в самых неожиданных местах.
– Это страх, – объяснил Борзеевич. – Что-то про цепи рассказывают, про ось, в землю вбитую. Снимают они его с тебя, решили на себя тяжесть взвалить.
– Снимают они… Да разве ж так его снимают?! – негодовал Дьявол. – Попомнят они еще свою «доброту», помяните мое слово!
А Манька избам была благодарна. Кто бы еще принял ее с железом, да понес его на себе? И не расстраивалась, когда в очередной раз не могла найти котомку, с тайной радостью позволяя избам чувствовать себя благодетелями. До дворца, в обход гор, оставалось, чуть больше половины пути, и получалось, что железа осталось меньше, чем дорога, а пока избы держали его при себе, оно не мучило и не шло за ней. Без железа она почувствовала себя человеком. Не об этом ли она мечтала?! «Ладно, избы, сами железные ходили, а Борзеевича напугаю, – думала она. – Пусть посмотрит на меня, какая я есть, пусть привыкнет!» И не верила, когда старик доказывал, что за долгую жизнь, начала которой он уже не помнил, насмотрелся и на железных людей, и на медных, и на больных, и на здоровых, и на голых, и раздавленных золотыми одеяниями… – в язвах и беззубую он ее не видел.
К счастью, радио на старика не действовало, но знал о нем много, иногда пытаясь дать совет, как лучше вывести железо на чистую воду.
Огорчало другое…
Манька привязалась к избам, которые сами топились, готовили парную, стол с яствами, были всегда такие теплые, уютные, а, главное, безопасные. Без нечисти они помолодели: бревна стали свежие, с желта, подвалы тучно наполнились всякой всячиной. Мысль, что их придется оставить, расстраивала ее с утра до вечера. Но вампиры опять поднимали голову. Радио слушать она уже научилась, и хоть близость гор глушила основную часть каналов, теперь на всех доступных волнах радиоведущие пугали народ такими-сякими террористами, которые грозили царству-государству концом света…
Впрочем, нет, прозвучало это только раз, сразу после полнолуния. На второй день вампиры одумались, и приписывать героические свойства разбойникам перестали. А говорили, что поджидают некие террористы доверчивых людей, не жалея ни стариков, ни увечных, ни деток малых, и подло убивают всякого, кто проявит к ним сочувствие, простодушно предлагая дом, кров и пищу, и от рук их уже полегли тысячи.
Потом и это переиначили, перестав называть разбойниками. «Разбойник» – в государстве звучало гордо. И, хотя желающих примкнуть к неоплачиваемой оппозиции не нашлось, их с Борзеевичем теперь называли не иначе, как «запрещенные в государстве те-кого-нельзя-упоминать…»
