с именем начальника экспедиции Дерибаса, специально посланной в 1794 году для строительства города и пристани. Просто на этой самой улице находится центральный рыбный магазин. Так вот, туда все заходят и спрашивают: «Слушай, де рыба?» Отсюда и название — Дерибасовская.
Это было как пароль. Людкевич понял, что имеет дело со «своим человеком». И не остался в долгу:
— Заходит чудак в этот же магазин и спрашивает у продавца, есть ли икра. «Вы можете немного подождать?» — спрашивает в свою очередь продавец. «Могу», — отвечает этот чудак. Ну и ждет. Потом и говорит: «Послушайте сюда, я жду уже три часа». — «Нет, теперь вы послушайте сюда, — отвечает продавец. — За эти самые три часа хотя бы один покупатель спрашивал: есть ли в нашем магазине икра?» — «Нет, — отвечает этот чудак, — не спрашивал». Продавец развел руками и говорит: «А зачем же нам держать такой товар, который не пользуется спросом у покупателей?» Или еще про икру. Однажды продавали ее в этом же магазине. Икра не настоящая, а химическая. Мазать на хлеб ее уже можно, а есть еще нельзя...
— Хорошая байка, — прервал Людкевича Забара. — Но откуда все-таки вот эта рыба?
— Что рыба? — взмахнул руками Людкевич. — «Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя привозил». Даже несколько лет назад в том же Черном море водились и скумбрия, и чирус, и камбала, и глоса. А бычки?! Промышленный лов вели, в банках с томатным соусом консервировали. Сорок три копейки с посудой. Ешь — не хочу! Вкуснотища! Банки, несмотря на острые концы, вылизывали. А ставрида, анчоус?! Косяки надо было от берега отгонять, купаться мешали... Ты не косись на меня, хочешь сказать, что человек больше всего врет в двух случаях: перед женитьбой и после рыбалки. Нет, что было, то было... Неужто придет такое время, когда мы будем восхищаться: «А помнишь, как взяли двух голышей? Один, правда, маленький. А второй такой крупный, почти как средний палец!» Может прийти такое время?
Людкевич помолчал и сам себе ответил:
— Может. Потому что пока кто-то один раз отмеряет, остальные семь раз отрежут. Бык всегда поймет индюка, если речь идет о красном. Это я о браконьерах, о тех, кто химичит, отравляет все живое. Попробуй найди на них управу? Вот и эти рыбехи, что ты показываешь, — лещ, рыбец, таранька. Каждая с икрой. Конечно, для торговли вид товарный. Но с другой стороны — сколько потомства загублено! А ведь запрет сейчас на лов. Только на него — тьфу! Как каждая песня петуха может быть лебединой, так и каждая рыба-мать с икрой может оказаться не на нересте, а в бочке с раствором и на проволоке. Ну а эта рыбка выловлена не далее как пять-шесть дней назад. Засолили, повялили — и сразу же к нам, на Привоз. Что же касается местности...
Людкевич понюхал каждую рыбину, оторвал у леща плавник, пожевал, крякнул от удовольствия:
— Еще бы кружечку пивка сюда — и был бы полный порядок. Да, вялить рыбу они все-таки большие мастера. Даже судака вялят. Никто этого не делает, а они умудряются... Рыба ведь как человек: ничего, что не умеет разговаривать. Размером, внешним видом, расцветкой или еще чем-нибудь она тоже выдает, в какой местности обитает. Как и те, кто ее вялит. Эта вот, что я с твоего разрешения отпробовал, знаешь каким способом приготовлена? В лодке стоит бочка с соленым раствором. Лещ, рыбец, тараньку ловят удочкой или чаще бреднем, как эту. Видишь, на губах нет следов крючка? Ловят и сразу же бросают в бочку. Раствор попадает даже во внутренности, поэтому у рыбы такой необыкновенный вкус. Да, вялить они все-таки большие мастера...
— Анатолий Борисович, миленький, но кто же — они? — прервал снова Людкевича Забара. Ему хотелось поскорее услышать главное — где была поймана рыба, которую продавал на Привозе отец Черевика.
— Как это — кто? Разве я не сказал? Рыбаки из города на Южном Буге — Николаева. Соседи наши — вот кто. Скажу тебе даже больше. Эти лещ, рыбец и таранька пойманы в камышовых заводях речки напротив Родников — так у них примерно километровый участок правого берега называется. Напротив этих самых Родников и водится вот такой необыкновенный лещ, бело-розовой расцветки. Мой старший сын живет в Николаеве. Я часто бываю у него в гостях. Не раз рыбачил в тех заводях. Так что все, что я говорю, — это не байка. Можешь не сомневаться в моих словах...
Выслушав Забару, подполковник Астахов долго молчал. Наконец сказал:
— Да, ты прав, Василий, надо тебе ехать в Николаев. Как искать будешь Черевика в городе корабелов и, наверное, в его окрестностях — подумал?
— Есть две зацепки. Во время повторной отсидки Черевик в колонии поддерживал отношения с неким Марчуком, по кличке Спец, из Николаева, тоже вором-рецидивистом. Думаю, что николаевской милиции хорошо знакома эта личность. Вот через Спеца и попробую выйти на Черевика. Ну, а вторая зацепка — река Южный Буг, камышовые заводи напротив Родников. Если, конечно, Черевик до сих пор рыбачит, а не взбирается на Эльбрус, не путешествует к Северному полюсу, не строит где-нибудь гидроэлектростанцию, не ищет алмазы в Якутии или золото на Дальнем Востоке... Мало ли где может быть в эту минуту такой предприимчивый человек, как Черевик! И все же я почему-то уверен — он в Николаеве.
— Ехать надо немедленно. — Подполковник Астахов что-то написал на листке настольного календаря, снова поднял глаза на Василия. — Насчет машины я сейчас же
