больно это слышать, но я чувствую, что Тоскана у меня в крови. Мне нравятся там и люди, и сама жизнь. Мне нравится узнавать про вино и виноградники, и, конечно, мне нравится само вино. – Я посмотрела на него с глупой улыбкой. – И у меня есть сестра по имени Слоан, у нее двое детей, и я хочу познакомиться с ними получше. Если я оставлю винодельню, я смогу научиться ей управлять, и… – Я посмотрела ему в глаза и открыто сказала: – Я могу переехать в Италию, у меня там будет потрясающая жизнь.
Папа внимательно смотрел на меня, и я поняла, что именно это всегда было самым большим его страхом – что его бросят. Одного. Что мама бросит его ради Антона, и что я тоже исчезну.
Я повернулась на диване, выглянула в окно и стала смотреть на молодые пальмы у нас во дворе. Они качались на ветру, нагибаясь и шелестя. Мое будущее лежало передо мной, такое же непредсказуемое, как сила и направление ветра в любой отдельно взятый момент. Я не хотела, чтобы ветер был разрушительным, я хотела, чтобы он поднял и понес меня, чтобы дал мне толчок, который был мне необходим, чтобы понять, что же я должна сделать со своей жизнью. Я хотела, чтобы он поднял нас обоих.
Потом я снова повернулась к папе. Казалось, моя нерешительность буквально висит в воздухе.
С убедительными нотками в голосе папа нажал кнопку на пульте управления и подкатил кресло ко мне.
– Тогда ты должна ехать. Поезжай и делай самое лучшее вино в Италии. И не беспокойся обо мне. Со мной все будет в порядке, до тех пор пока я знаю, что ты счастлива. Ты же будешь звонить?
Я смотрела на него со странным, но радостно-легким чувством, как будто я только что упала с большой высоты, но снова взлетела вверх, как воздушный шар.
– Ну конечно, – ответила я, немедленно хватаясь за возможность своего нового будущего. – Я буду часто прилетать в гости. И я обеспечу тебе самый лучший уход. Дотти… Она хорошая, и она так привязана к тебе.
– Мне она тоже нравится.
Мое сердце поплыло, как случалось всегда, когда я общалась с папой.
– Или, если хочешь, ты можешь поехать со мной, – предложила я. – Там большой дом, и…
– Нет, – решительно ответил он. – Я не хочу туда ехать.
Я его понимала.
Встав с дивана, я вздохнула и взяла его за руку.
– Папа, пожалуйста, ты не думай, что я бросаю тебя. Я все равно твоя дочь, и я всегда буду любить тебя. Но я должна это сделать. Я должна поехать туда, в этот мир, и выяснить, на что я способна.
– Я тоже хочу, чтобы ты это сделала, – ответил он дрожащим голосом со слезами на глазах. – Я буду скучать, но я буду гордиться тобой.
Я поцеловала его в лоб и обняла его, а потом вытерла слезы и приготовилась начать новую жизнь.
Эпилог. Фиона. Тоскана, год спустя
Мария отыскала меня в мастерской стоящей с кистью в руках перед мольбертом, когда-то принадлежащим Антону. Он носил его с собой на неведомые расстояния, чтобы писать красочные поля подсолнухов и маков или закаты над виноградниками Тосканы. Я пока так не делала – не писала на природе, – но я уже научилась никогда не говорить «никогда». Может быть, однажды и я совершу вылазку на пленэр, чтобы писать Тоскану.
А пока я просто наслаждалась, что есть своя мастерская, уставленная коробками с холстами моего отца, на которые у меня были большие планы. Я обнаружила, что у меня, как и у моей матери, был очень подходящий для бизнеса склад ума. Одним из моих текущих проектов стал аукцион картин, который позволил бы выставить работы моего отца и одновременно привлечь интерес к винодельне Маурицио. А выручку от аукциона я собиралась пожертвовать местной больнице в Монтепульчано.
Но сегодня я думала о другом – о холсте перед собой, освещенном тусклым светом, который пробивался из окон с сумрачного неба.
– Как идет? – спросила Мария, входя.
– Зайди посмотри. – Я никогда не стеснялась показывать Марии свои незаконченные работы, потому что ей нравилось все, что я рисовала, и это наполняло меня уверенностью и творческой энергией. – Хотя тут пока особо много не увидеть.
Она встала рядом со мной, рассматривая холст, который в основном пока оставался чистым.
– Ты только что начала.
– Си. Я делаю наброски. Но разве ты не видишь? Попробуй вообразить, вот сюда, – я провела рукой вдоль середины холста, – я добавлю сюда краски заката.
– Я уверена, что получится очень красиво, – заверила Мария. – Я не понимаю, как ты это делаешь. Меня всегда изумляет и поражает то, что у тебя получается.
– И меня тоже, – со смехом сказала я. – Но по большей части все это попытки и ошибки.
Мария выглянула в окно на высокие кипарисы, качающиеся от ветра.
– Так какие новости? – спросила я, изучая углы между несколькими линиями угля на холсте.
Мария присела на подоконник.
– Я пришла сказать, что только что звонила Слоан.
Мое сердце слегка встрепенулось. Мы со Слоан за последний год стали близки. Она часто звонила обсудить свой развод с Эланом и иногда жаловалась на сложности жизни одинокой матери. Сама я, не будучи родителем, всегда очень радовалась возможности узнать что-то о своих племянниках. Я сочувствовала и немного завидовала силе Слоан и ее терпению во всех этих делах.
– И что она хотела? – спросила я, думая, почему она позвонила на виллу, а не мне на мобильный, как делала обычно. Я подозревала, это имело какое-то отношение к годовщине смерти Антона, случившейся ровно год назад.
– Она хотела сделать тебе сюрприз, – ответила Мария. – Но я сказала, что совершенно не умею хранить секреты.
Я рассмеялась, и тут же у меня в кармане зазвонил телефон, отчего я слегка подпрыгнула. Быстро вытащив его, я ответила:
– Алло?
– Привет, – поздоровалась Слоан. – Это я. Дай угадаю – Мария стоит рядом с тобой. Она ведь не удержалась, верно?
Я рассмеялась.
– Ты хорошо ее знаешь. – Я повернулась и подмигнула Марии.
– Она все испортила? – спросила Слоан. – Ну, в смысле, сюрприз?
– Ну… типа того… да.
Я услышала на заднем плане голос Эвана, который спрашивал Хлою, осталась ли у нее жвачка.
Слоан помолчала и заговорила снова:
– Ладно. Так вот какое дело. Мы с детьми в аэропорту, скоро у нас ночной рейс. Мы прилетаем во Флоренцию завтра.
Я прижала руку к сердцу.
– Как чудесно. Не могу дождаться.
– И