— Господин Гририх, Вилина, все хорошо? Или что-то случилось?
— Все хорошо, — прокашлялся наш председатель, — просто ты пропала так внезапно. Вот мы и волновались. Да еще Орбрен… господин Орбрен сказал, что ты плохо себя чувствуешь. Даже вчера на свадьбе Сайкиной плохо тебе стало.
— Ох, Малла, — Вилина никак не могла отцепиться от меня и с силой прижимала меня к своей необъятной груди, — так уж мы твои песни хотели послушать. Бабы-то хвастали, что очень душевно ты поешь. И даже Дайра таланты твои хвалила.
Дайра… мне стало даже как-то больно что ли… я-то к ней со всей душой, а она… надо будет потом зайти к ней, спросить зачем она так поступила.
— Все хорошо, Вилина, — прохрипела я, — просто немного устала.
— Да-да, Орбрен так и сказал, — всхлипнула Вилина и снова прижала меня так, что захрустели кости, — ты уж береги себя, Малла. Мне Салина с Рыской рассказали, что тебе и после кутузки плохо было. Хорошо, что ты решила в столицу наведаться и у лучших лекарей совета спросить.
— От-ткуда вы это знаете? — выпучила я глаза. Я-то точно ничего такого не никому не говорила.
— Так, господин Орбрен рассказал, — всплеснула руками Вилина, выпуская меня из объятий. Я моментально отскочила на пару шагов назад, — и как же хорошо, что это всего лишь небольшое нервное расстройство… Обрен сказал покой тебе прописали.
— Я твоих девочек предупредил уже, что эту семидневку будут без тебя работать. А ты отдохни, дочка, — улыбнулся господин Гририх. А мне вдруг так накрыло… показалось мне на какой-то миг, что мама и папа это мои. И ножом по сердцу тоска по ним так полоснула, что не выдержала я и навзрыд разрыдалась, в плечо господина Гририха уткнувшись. А он жалел — меня, гладил по голове и что-то нашептывал. Точь в точь, как мой папа.
Это все гормоны, наверное…
Я весь день так и провела у господина Гририха. И не потому, что для дела это было нужно. А просто так. Хорошо мне было с ними. Душевно.
Сначала мы с господином Гририхом думки мои обсудили, план составили и речь к завтрашнему собранию подготовили. А как Вилина из мастерской вернулась, силком меня из кабинета председателя вытащила, выговаривая супругу, что совсем замордовал бедную девочку. А тот соглашался и сокрушенно качал головой, оправдываясь, что он не нарочно. И участливо спрашивал, как я себя чувствую. От такой заботы щипало в носу и садился голос.
— Малла, — Вилина усадила меня на стульчик на своей идеально чистой кухонке, — ты какие пирожки больше любишь?
— С картошкой, — вырвалось у меня нечаянно. Как-то расслабилась я, совсем забыла, что мир другой.
— Не знаю я про такую приправу, — искренне огорчилась Вилина, — это в Хадоа у вас такая?
— Да, — вздохнула, — в Хадоа… но я ее здесь посадила… через год-другой и у нас такая будет.
— Ну, вот и отлично, — Вилина энергично месила тесто, — значит через год-другой настряпаем пирожков с кар-тошкой твоей.
— М…м-м-м, как вкусно пахнет, — на кухню вошел господин Орбрен и показательно потянул носом. Вот уж кого-кого. А его мне видеть совсем не хотелось.
— Вон! — тихо приказала ему госпожа Вилина, не поворачивая головы, — вон из моей кухни! Пока не исправишь то, что натворил, лучше не на глаза не попадайся. Ты меня разочаровал, Орбрен. Никогда не думала, что ты такой трус.
— Ты же знаешь, что я не виноват! Я, вообще, ничего не сделал!
Я продолжала тихо, как мышка, сидеть за столом, разглядывая свои туфли и делая вид, что меня здесь вовсе нет.
— Вот именно! — Вилина изо всех сил швырнула кусок теста об стол, — а должен был! Должен был объяснить и рассказать, что к чему.
— Но, тогда бы…
— Это было бы честно, Орбрен, — перебила его Вилина. А у меня возникло стойкое чувство, что разговор идет обо мне. — А начинать жизнь с обмана — последнее дело. И мы с Гририхом целиком и полностью не на твоей стороне.
— Ну, и ладно! — с какой-то злой яростью ответил господин Орбрен, — обойдусь без вашей поддержки.
Он ушел из кухни, хлопнув дверью. А я почувствовала себя не в своей тарелке.
— Молодой еще, — вздохнула Вилина и добавила, будто бы извиняясь, — глупый.
Я согласно покивала. Хотя не считала господина Орбрена настолько молодым, чтобы это оправдывало его глупость. Хотя я и глупым его тоже не считала. Негодяй, да. Но не дурак.
Вечером, когда я нагруженная пирожками, сыто отдуваясь после обильного ужина, возвращалась домой, возле моей улочки меня остановил тихий окрик:
— Малла, — Дайра ждала прислонившись к заборчику, — мы можем поговорить?
— Нет, — мотнула я головой для большей ясности, — я не хочу с тобой говорить. Я тебе доверяла, а ты…
Дайра опустила голову:
— Прости, но я не могла по-другому. Я… я люблю его… понимаю, это неправильно, но ничего не могу поделать. А так… я хотя бы ему нужна. Понимаешь? Он-то настоящий… жалеет меня… всегда жалел. Даже… из жалости… А я… как дура…
Дайра всхлипнула, закрыла лицо ладонями и заплакала, вздрагивая плечами.
— Дура и есть, — буркнула я и, проклиная свою жалостливую натуру, позвала, — пойдем ко мне, поговорим.
Я шла и думала, что совершенно зря позвала ее с собой, ведь у меня дома этот проклятый негодяй. А мне совершенно не хотелось, чтобы кто-то знал об этом. А поскольку Салина не прибежала ко мне с вопросами, я сделал вывод, пока о том, что господин Орбрен ночевал в моем доме, никто не знает.
А теперь я сама, собственной дурной головой, собиралась все испортить. Это мне той, прошлой, все равно было. Не в моей же постели мужик спит. Но сейчас… нет, сейчас мне не хотелось замарать свою репутацию такой отвратительной сплетней.
— Дайра, — остановилась я у калитки, — у меня к тебе просьба. Я знаю, что ты умеешь держать язык за зубами, поэтому молчи о том, что увидишь у меня дома. Поняла?
— Х-хорошо, — Дайра испугалась. Уж не знаю, что она там придумала, но заходила ко мне в дом с каким-то трепетом. Наверное, решила, что не зря герцог велел за мной приглядывать.
Дома, к счастью, никого не было.
Накрыв на стол, позвала Дайру, замершую у порога и старательно прикрывающую глаза, чтобы не увидеть ничего лишнего.
— Рассказывай, — выдохнула, подавая чашечку травяного напитка.
— Что? — испуганно прошептала Дайра.
— Дайра, — сморщилась я, — не бойся. Можешь открыть глаза и посмотреть. Просто я не люблю, когда обо мне сплетничают. А особенно, — я многозначительно посмотрела на нее, — когда передают сплетни на сторону.
— Прости, Малла, — выдохнула Дайра, — но… я давно это делаю… это обычная практика. У него каждом поселении есть пригляд. А мы с ним знакомы были еще в юности. Он тоже был среди моих поклонников… ну, знаешь, когда ты актриса в театре, у тебя всегда много поклонников. Они и подарками заваливают, и в любви признаются. Да только и ты, и они сами понимают, что не всерьез это. Не тебя они любят, а героиню твою, которую на сцене увидели…
