- Сам посвети, заберешь его себе, - быстро накинула я на голое тело сарафан и опять прилипла к нему, обвивая руками.
- Алена, утром спрячьтесь с бабкой в погреб – мало ли? Могут быть перелеты с той стороны. Хочу быть спокоен за тебя.
- Спрячемся, не переживай. Ваня, ост… поклянись, что вернешься! – вцепилась я пальцами в его щеки, заставляя смотреть в глаза: - Я буду ждать, мы с Аней будем ждать тебя, слышишь? Всю свою жизнь. Поэтому возвращайся.
- Клянусь, - серьезно ответил он, и тихо шепнул, наклоняясь ко мне: - Мне уже пора. Давно.
- Руки! Я сейчас смажу раны на пальцах, - решительно взялась я за склянку, но он крепко обхватил мои плечи, увлекая на выход.
- Скользить будут по рычагам, не нужно.
- Нужно! Тогда возьми с собой. Будешь лечиться и меня вспоминать, – сунула я ему в карман склянку с лекарством, - осторожно, не разбей только – тут стекло.
- Ладно, если так… жена. Характерная ты у меня и такая… до боли в глазах, - прижал к себе с силой, - как мне так повезло?
- И тебя лучше нет для меня, Ванечка, - давилась я слезами.
Мы вышли в темноту, он подсвечивал дорогу фонариком. Шли к дому. На каждой моей ноге, по ощущениям, висели гири. На языке – нет, и я спешила рассказать ему все, что чувствовала – как сильно люблю его, как горжусь им, как будет любить его дочка, как мы потом все вместе… в своем доме и какая еда… а что он любит? Я научусь и буду… а во сколько завтра? Нет-нет, не говори – нельзя, я же понимаю - военная тайна.
- Рано утром… лучше еще ночью спуститесь в погреб, спрячьтесь, моя хорошая… - притиснул он меня к стене дома возле танка, собирая ладонью подол сарафана и задирая его почти до пояса, прижимаясь напряженным телом.
- Ох, ведьма… вернусь – неделю не слезу, - отстранился, опять крепко, до боли поцеловав меня в губы, и вскочил на броню, оглянувшись на миг:
- Село Длинное, а фамилия твоя - Соловьева?
- Да, - смогла прошептать я.
- Мы пойдем вперед, скоро не жди. Но потом обязательно найду тебя, напишу.
- Ты только вернись, - прошептала я, отступая в сторону, и мелко крестя его, чего не делала еще никогда. А он нырнул в люк, скрываясь с глаз. Взревел мотор, танк лязгнул гусеницами, дернулся, поплыл мимо меня пропыленный трак и скрылся в ночи… истаял. Стало так тихо, будто я вдруг оглохла. Постояв минуту, пошла к лавочке. Опустилась на нее и затихла, уронив голову на руки, сложенные на столе. Все…
Голос Антона Ивановича выдернул меня из непонятного состояния полусна-полубреда:
- Алена… Можно, я присяду рядом?
- От меня спермой пахнет, - извинилась я, ощущая липкую влагу на бедрах и ее запах.
- Дело житейское, - деловито отозвался полковник, - куда в нашем деле без нее? Как вы?
- Нормально, - слабо улыбнулась я, - давайте потом об этом?
Сзади скрипнула дверь и Голубев спросил:
- И что это было?
- Мы уже разобрались. Ложитесь спасть, Саша, - оглянулся на него полковник, - я тоже сейчас упаду и вырублюсь. Пойдемте, Алена, провожу вас до двери. А когда свет дадут?
- А вот, - кивнула я на вспыхнувшее электричество.
Мы тихо пошли к дому, я куталась в плед с дивана, который он захватил для меня.
- Я сделал фото…
Я споткнулась на ровном месте, остановилась, развернулась к нему и посмотрела.
- К бане не ходил!
- За это спасибо. Я отдала Ване мазь, - доложила я ему.
- Замечательно! - заверил он меня.
- Завтра наступление…
- Двадцать третье июля? Семьдесят восемь лет назад, не завтра.
- Он больше не придет, - обреченно констатировала я, - а у меня будет дочка – она и есть та самая десятая. Тут и сейчас.
- Почему вы так решили? – осторожно поинтересовался мужчина.
- Он сказал – хочет дочку и сразу все стало как-то… понятно. Спасибо вам, Антон Иванович, я в порядке – он обещал вернуться.
- Вы будете ждать его здесь?
- Нет. У меня тоже есть обязательства и работа. Вы правильно сказали, что он не останется, но дело не только в долге и чести – там у него дети и одного из них уже забрали на фронт. Но он обещал вернуться, - нервно поежилась я под пледом. Мы подошли и стали у дома.
- Обещал, значит - вернется, - спокойно ответил полковник.
Меня развернуло к нему, за меня говорила то ли злость, то ли просто дикое раздражение:
- Извините, конечно… но вы, как специалист, соображаете, что говорите сейчас? Я-то понятно, а вот вы? Вернется? Я же буду ждать его, вы понимаете это? Буду ждать всю жизнь, это нормально – то, что вы говорите?!
- Вы и так будете ждать, независимо от того, что я сказал. Я верю в него, Алена. До сих пор я просчитал его правильно.
- Вернется? Как?! Не с липой – это точно, но я все равно приеду сюда в будущем году. А пока… у меня куча дел. Я не сомневаюсь в его словах - что он не врал, - устало покрутила я головой, - просто объясняю вам. Нужно многое обдумать, рядом с ним туман в голове, плохо соображаю. Ладно… схожу в душ и нужно поспать.
- Верьте в хорошее, Алена, оно уже с вами, - направил он меня к крыльцу.
- Это точно - мое хорошее со мной, - погладила я рукой живот, - примите мои извинения - я позволила себе... и спасибо вам, Антон Иванович. Я бы обязательно сделала ему это «больно», о котором вы говорили, а так – больно только мне. Вот только как мне жить теперь, а? Да я понимаю… цель и смысл. Вопрос вообще… риторический. Спокойной ночи, не бойтесь за меня – я справлюсь.
- Конечно, справитесь. Николай так и сказал мне.
- Коля? - улыбнулась я, - да, ему тоже сейчас несладко.
- Еще одно... - тихо сказал он, - не говорите Марие Львовне о визите Ивана.
- По какой причине?
- Когда она осталась одна, ее держала работа, потом этот долг... вы недооцениваете это понятие. Не представляю себе, как проходило становление, но для нее это своего рода служение. Она, как жрица в храме, - кивнул он на старый дом, - ждала появления Ивана, готовилась к нему... пока она будет ждать десятую женщину, обязательно будет жить.
- Да... кажется, я понимаю. Спокойной ночи, Антон Иванович.
Пройдя в комнату, я заглянула в зеркало на стене, то самое - из старого дома. В нем ожидаемо отразились яростные засосы на шее. Вот же паразит... улыбнулась я, потрогав синяки. Ну что за... дурные манеры такие? Надеюсь, и он отмечен мною. Ясно одно - чтобы скрыть его приход, нужно будет постараться.
