— Неужели она смогла привыкнуть к этой жизни? — недоверчиво спросила Миранда.
— Да. Ты тоже привыкнешь. Ты сказала, что у тебя есть муж и сын. Если муж любит тебя так же сильно, как ты его, почему же он не стал тебя искать?
— Потому что князь — коварный тип. Все обставил так, что теперь муж считает, будто я утонула в Неве!, — Значит, твоя семья убеждена, что тебя нет в живых. Следовательно, твой муж женится на другой. Мужчины обычно так поступают. У них родятся дети, а твой ребенок забудет тебя.
Неужели тебя устраивает жизнь без любви и ласки? Если твой муж может начать новую жизнь, то почему ты отказываешься сделать то же самое?
— Потому что Джаред убежден, что я погибла, но ведь я-то знаю, что жива! И если я отдамся тебе, то нарушу супружескую верность, стану шлюхой! Нет, я никогда не пойду на это!
— Миранда, почему? Потому что любишь мужа или потому что не можешь переступить через моральные принципы, которые тебе вдалбливали с детства? Подумай хорошенько.
— Скорее умру, нежели буду спать с тобой! — пылко воскликнула Миранда.
— Тебе не дадут умереть, птичка-невеличка. Не захочешь по доброй воле — заставят, к моему великому стыду. А я еще ни разу никого не насиловал. Или отдадут другим, чтобы те с тобой как следует натешились в назидание будущим строптивицам. Смотри, тебе решать! Только знай, я всегда буду обращаться с тобой нежно. Ты такая красивая!
— А ты откуда знаешь? В темноте ведь не видно.
— Я видел тебя раньше.
— Когда я гуляла с Сашей?
— Нет.
— А когда?
— Каждую ночь, когда ты засыпала, я приходил и любовался тобой. Они об этом не догадываются.
Миранда промолчала. Сказать было нечего. А он совсем не такой, каким она его себе представляла! Ожидала увидеть грубое животное, а он нежный и чуткий. Увидеть бы его лицо. В комнате становилось все холоднее. На ней был всего лишь легкий сарафан.
— Замерзла? — участливо спросил он. — Иди сюда! Обниму тебя, птичка-невеличка.
— Нет!
— Миранда, здесь сыро и холодно, — увещевал он ее, будто неразумного ребенка. — Лишь зимой они выдают одеяло и разрешают затопить камин. В остальное время мы обязаны согреваться сами, Давай обниму тебя. Думаю, твой муж не будет возражать, если уберегу тебя от воспаления легких, — усмехнулся он.
— Нет! — повторила она и чихнула три раза подряд.
Он потянулся и сгреб ее в охапку. Миранда стала вырываться, но он лишь сильнее сжал ее в объятиях.
— Спокойно, птичка-невеличка, я же сказал, что не собираюсь насиловать тебя. Не пихайся, дай мне тебя согреть, — Но ты голый! — воскликнула Миранда.
— Ну и что?
Ей сразу стало жарко. Она сидела у него на коленях. Случайно дотронувшись рукой до его мускулистой груди, она отшатнулась.
— Я умею ждать, птичка-невеличка, — тихо сказал он. — Не трепыхайся!
— Почему ты называешь меня птичкой? — спросила Миранда, решив перевести разговор в другую плоскость.
— Потому что ты похожа на канарейку, которая когда-то распевала у моей мамы. Птичка умерла следом за ней.
— Ты, должно быть, очень высокий, — заметила она.
— Метр девяносто восемь, — ответил он, — а брат чуть выше.
Миранда чувствовала, как ровно бьется его сердце. Уверен в себе, подумала она. А ей повезло! Лука — добрый человек, великодушный… Сказал, что не возьмет ее силой, и держит слово. Значит, можно держать его на расстоянии, пока она готовится к побегу.
Миранда согрелась, и ей захотелось спать. Оказывается, в этом домишке без окон не так уж и плохо — тепло и спокойно Особенно в объятиях этого гиганта! Миранда инстинктивно теснее прижалась к нему, а он ласково погладил ее по голове.
— Миранда Томасовна, доброе утро, — раздался веселый голос Марьи.
Миранда открыла глаза.
Ничего себе! Она опять в своей комнате. Солнышко светит.
— Вставай, милая! Саша заждался, да и завтракать пора. Принесла кувшин теплой воды. Потом можешь принять ванну. Говорят, Лука может до изнеможения замучить ласками. Мне, к сожалению, это не грозит. Старая стала. — Посмеиваясь, она ушла.
«Каким образом я оказалась в своей комнате?» — недоумевала Миранда. Наверное, Лука принес, решила она. Встав с кровати, сняла измятый сарафан. Умылась, почистила зубы листочком мяты. В гардеробе нашла чистый сарафан. Надела его. Тщательно причесалась. Ну, сейчас она даст жару этому Саше!
— Негодяй! — набросилась она на него, едва переступила порог столовой. — Ты мне солгал!
— Вовсе нет! — попытался он защититься.
— Почему не сказал вчера, куда меня ведешь?
— Если бы я это сделал, ты бы не согласилась.
— Естественно!
— Ну как, понравился Лука? — лукаво спросил Саша. — Я ведь говорил, что все его женщины потом с ума по нему сходят.
Миранда рассмеялась.
— Он и пальцем до меня не дотронулся! — торжествующе бросила она.
Саша изменился в лице. В два прыжка он оказался рядом с ней и вцепился ей в волосы.
— Ах ты, сука! — завизжал он. — Из-за тебя я вынужден здесь торчать!
— Я тебя предупреждала! — закричала Миранда, пытаясь вырваться. — Не потерплю, чтобы со мной обращались как со скотиной! Я — Миранда Данхем, жена влиятельного человека, владельца поместья!
Первый удар застал ее врасплох.
— Миранды Данхем нет в живых! Запомни это, стерва! Ты — Мирашка! Рабыня князя Черкесского! — Он еще раз ударил ее. — Твое дело — детей рожать, а если откажешься, видит Бог, я сам заставлю Луку покрыть тебя.
Он размахнулся, и Миранда, защищаясь, закрыла голову руками.
— Петр Владимирович, остановись! Ты ее до смерти забьешь!
Дмитрий Григорьевич бросился между ними. Саша побагровел от ярости. Управляющий повернулся к Миранде и тихо сказал:
— Идиотка! Марш в свою комнату, пока он окончательно не вышел из себя.
Миранду словно ветром сдуло, а Дмитрий Григорьевич повернулся к Саше. Тот с жалкой улыбкой бормотал под нос:
— Дима, я еще никогда не разлучался с Алексеем Владимировичем. Я этого не вынесу. Он сказал, что не доверяет никому, кроме меня. А теперь я вынужден жить вдали от него и ждать, пока эта сука забеременеет и родит… — Темные, как вишни, глаза Саши сверкали. Ему было жаль себя, и в то же время душила злоба. — Почему этот дебил не трахнул ее?!
— Саша, успокойся! Миранда Томасовна должна привыкнуть к новой жизни… Кто это сказал? Ты… Лука с тобой согласился. А не изнасиловал потому, что хочет завоевать ее доверие. Он мужчина ласковый.
— А мне плевать на ее доверие! Он был обязан покрыть ее!
