— Тебя не настораживает, что меня пригласили работать в Отдел архивариусов?
— Нет, ты один из немногих, кто способен узнавать прошлое жертвы с помощью зеркальных ритуалов, — улыбнулась она и снова прильнула к моим губам.
Я пока умолчал о главном. Например, о том, что отныне ей придётся вечно мне ассистировать. Конечно, если я соглашусь. А предложение было заманчивым: одно дело — преподавать зеркальную магию тем, кто не способен постичь её мощь, другое — самому использовать её в деле. Это умение мне досталось от покойного отца, и я всегда считал своим долгом дать ему развиться. Но разве развитие возможно без должного применения навыка? Алмаз требует огранки, каким бы драгоценным он ни был, без оной камень не засияет.
— А я почти научилась определять по крови подозреваемых, употребляли ли они Адамантову жилу, — с гордостью, похвасталась Регина, и я увидел, насколько мысль о возвращении и работе согревала её душу. Что ж, может, так оно и лучше.
— И ты не опасаешься Дазромака? — спросил я перед тем, как мы пересекли границу Илиодора. Родной воздух казался свежее и слаще, чем самые тёплые ветра чужбины, приносящие запах цветущей вишни. — Ты же понимаешь, что это приглашение исходит от него?
Она кивнула и, прижавшись, заглянула в глаза.
— Лучше быть к нему ближе, Рандал. Знать все тайны министерства, какие мы сможем услышать, научиться тому, чего не умеем. И не допустить повторения того, что было. Обещай, что сходишь вместе со мной к могиле Фарф!
Я обещал. Ни за что на свете я не отпустил бы туда Регину одну!
Мы направились на кладбище сразу, как устроились в столице, сняв очаровательный маленький домик на окраине. Чем-то он напоминал тот, что стал нашим первым общим домом.
Кладбище Приюта Скорби находилось на пустыре, сразу за территорией лечебницы, если можно так назвать учреждение, где потерявшие разум ждут, пока за их телами придёт смерть. Там было тихо и тоскливо, как и во всех подобных местах. Одинаковые ряды могильных плит навевали мысль о том, что все мы в итоге окажемся равными. И Истинные, и те, кого они презирали.
И лишь над одной из могил пустило корни маленькое деревце. Ему, вероятно, было от силы пару лет, оно ещё не набрало соков, чтобы стать могучим древом, но я увидел, как цепко оно прорастает в землю. Туда, где нашла последний приют подруга Регины.
— Это липа! — ахнула моя жена. — Разве здесь разрешено сажать деревья?
— Почему бы нет? Если кому-то это придёт в голову, то всё позволено. Посмотри, даже смотрителя постоянного здесь нет, градоначальник не счёл нужным охранять покой тех, кто и так обрёл его задолго до смерти. Притом дерево никому не мешает и не занимает много места.
Я подошёл ближе и посмотрел на зелёные проклюнувшиеся листочки. Потом с сомнением сорвал один и, размяв в руках, понюхал.
— Регина, иди сюда! — позвал я тихо. — Это не липа. Это вишня.
— Вишня? — глаза жены округлились, в их глубине вспыхнуло недоверие и злость. — Кому понадобилось сажать здесь это?
Если бы я не остановил её, Регина принялась бы раскачивать дерево, чтобы выдрать его с корнями. Я понимал её чувства: вишня цвела в саду того Мага, возлюбленного Фарфелии, который и отдал её на заклание. Но одновременно видел другое: кто бы ни посадил сюда это дерево, оно прочно вросло в землю и не собиралась так просто сдаваться.
— Регина, послушай! Вишня очень капризна в уходе и стоит дорого. Кто-то ухаживает за ним, и не думаю, что этот кто-то посадил дерево с дурной целью. Уверен, Фарфелии это бы понравилось.
Я обнял жену за плечи и дал ей выплакаться. Так мы и простояли около часа, слушая тишину. Уходя, Регина повязала на дерево свой шейный платок ярко-бирюзового цвета.
Она всё оглядывалась, чтобы удостовериться, что он не улетел.
— Ты прав, Рандал. Как всегда. Думаю, Фарф бы это очень понравилось.
Я ничего не ответил и лишь крепче стиснул руку своей ламии. «Я люблю тебя», — говорил этот жест, и Регина, подняв глаза, улыбнулась.
Конец
