- Иван Дмитриевич, - как можно спокойнее заговорил Вронский, - указания, данные мне, очень определенны. Полина Дмитриевна, проходите, пожалуйста.
Спокойствие адвоката необъяснимо передалось Полине. Она кивнула и направилась в его сторону – к одному из стульев у длинного стола. Туда и метнулся к ней Иван, схватив за руку и не давая ей сесть.
- Поль, уходи! – заговорил он, обжигая ядовитой зеленью глаз. Ловил ее взгляд и все крепче сжимал пальцы. – Пойдем отсюда. Тебе здесь делать нечего! Если захочешь, я сам объясню, но не так!
Она высвободила руку и, совершенно успокоившись, проговорила:
- Ты не в праве указывать, что мне делать.
- В праве, черт подери! Ты должна уйти!
- Я ничего тебе не должна.
- Ошибаешься!
- Иван Дмитриевич, - вмешался адвокат, подскочив ближе, - так хотел ваш отец, вы не можете вмешиваться или как-то влиять…
- Его отец, - вдруг хохотнула Мила, - эгоист и подонок. Даже когда подыхал, думал только о себе…
- Заткнись! – выкрикнул Иван и схватился за голову.
- А когда я сказала неправду? – госпожа Мирошниченко зло рассмеялась. Кажется, она овладела собой настолько, насколько в принципе способна была в своем состоянии. Только сейчас по ее пошатывающейся походке и чуть смазанным, неточным движениям стало ясно, что она на подпитии. – Это вы с ним лгали, Ваня. Ты и он. А мне правду сказать не в лом. Нам, бабам, она вообще легче дается, верно, Полина Дми-три-ев-на?
- Правду? – Полина посмотрела на нее озадаченно, а потом перевела взгляд на Ивана, в то время как до нее медленно доходило – Мирошниченко-старший умер и оставил ей – ей! – письмо. – Какую правду?
- Такую, - все приближаясь, заговорила Мила, и глаза у нее были сейчас такие же как у Ивана. Такие же самые и бесконечно другие – злые, дикие, посверкивающие, с усилием сдерживающие взрыв. Впрочем, тот не заставил себя долго ждать, Мила распалялась: - такую правду, Зорина, что от секса между кровными родственниками рождаются уроды. А ты же сюда за ним пришла? За сексом с кровным родственником. Ты же никак не отстанешь, ты никогда не уймешь…
Договорить она не успела. Ее лицо обжег удар, пришедшийся по щеке. Со всего маху, со всей дури, пытаясь заткнуть, чтобы не говорила, чтобы молчала. Потому что сам говорить Иван не мог. Он только смотрел на нее, страшно смотрел, оказавшись сейчас на краю, переставая контролировать и себя, и тех, кто его окружали.
Мила не упала. Лишь отлетела на несколько шагов и, держась за ушибленное место, рассмеялась, заставляя его двинуться к ней, чтобы на сей раз прервать и этот страшный, душераздирающий смех.
- Ванька! – вскрикнула Полина, не соображая, что происходит. Сказанное только что в этой комнате мозг принимать отказывался, тем более анализировать, и она лишь видела искаженное лицо Ивана. – Не надо!
Он застыл. От ее «не надо» он всегда останавливался. Даже когда остановиться представлялось невозможным, она выдергивала его в реальность, в которой он не переступит черты.
- Уходи! – прохрипел Мирош, и было непонятно, к кому обращается. К матери или к ней. И голос его сейчас казался сорванным. Несколько секунд они с Милой буравили друг друга, а та все посмеивалась. И выглядело это настолько жутко, что адвокат, стоявший возле Полины, потянулся к галстуку, расслабляя узел.
Потом госпожа Мирошниченко закинула ремешок сумки на плечо и пошла к двери, но на выходе обернулась за спину.
- Передавай привет маме, Зорина, - сказала Мила и снова не выдержала – рассмеялась. – Передавай привет и соболезнования. Я все-таки выиграла.
За ней громко хлопнула дверь. Полина устало опустилась на стул и с трудом заставила себя спросить:
- О чем она говорила?
- Ты еще не поняла? – не поднимая взгляда, загробным голосом спросил Иван. Плечи его были напряжены. Вся фигура, казалось, чуть подрагивала, как действительность подрагивает в раскаленном воздухе.
- Н… нет, - медленно проговорила Полина, скорее отказываясь понимать. Позволить себе еще несколько секунд неведения – роскошь, о которой не догадываешься, пока жизнь не загонит в свои жернова.
- Есть хотя бы небольшой шанс, что, выйдя отсюда, ты забудешь все, что здесь случилось?
- Как ты себе это представляешь?
- Он обещал, Поль, что ты ничего не узнаешь, - Иван посмотрел на нее. Лицо его ничего не выражало, но сделалось еще бледнее, чем десятью минутами ранее, когда он лихорадочно убеждал ее уйти. Может быть, и правда стоило уйти? Только бы не видеть этих поблекших родных глаз сейчас? Глаз человека, видевшего бездну. – Он мне клялся тогда, что не скажет никогда, и я не понимаю, почему…
- Иван Дмитриевич, - неуверенно подал голос адвокат, - мне выйти?
- Сделайте милость, - уголок Ваниного рта горько скривился. – Только письмо дайте. Что там у вас еще, кроме письма, было?
- Я должен провести консультацию на предмет вступления в права наследования, аналогичную вашей.
- Ну, это я и сам на пальцах… - сорвался он за край.
- Письмо в папке на столе, - Вронский кивнул. – Если что-нибудь будет нужно…
- Разумеется.
Артемий Викторович пошел к выходу. За ним тоже закрылась дверь – уже негромко. Осторожно. Деликатно.
Полина потерла лоб – тянула время. Догадка медленно проникала в ее сознание, но любая догадка ею и остается, пока не узнаешь точно. Она вздохнула и ринулась в свою собственную бездну:
- Чего я не должна была никогда узнать?
Иван молчал. Смотрел на нее и будто бы продлевал эту пытку. Сказать ей – убить. Молчать – пытать. Но как найти в себе мужество произнести вслух то, что и произнести-то нельзя. То, что въелось в него за столько лет как безумная, нелепая, разрушительная истина.
Его она едва не прикончила.
И все же ловя ее испуганный взгляд, в который впились острые льдинки, Иван прокатил по горлу и вниз подступивший уже знакомый ком тошноты. И выдавил из себя:
- У нас один и тот же отец. Мы родные.
Теперь молчала Полина. Так же бесконечно долго. Она сидела, низко склонив голову, пряча растерянные глаза. Она отказывалась верить услышанному. Это ерунда! Неправда!
- Так не бывает, - проговорила Поля совсем по-детски, будто ее убеждали в том, что чудес не существует.
Иван медленно приблизился. Опустился перед ней на корточки и, заглянув в лицо, прошептал:
- Я знаю.
- Знаешь, - повторила она следом и перевела на него взгляд. Неожиданно он стал сосредоточенным. Полина нахмурилась, отпрянула от Ивана и выпалила: - И как давно ты знаешь? Еще тогда, да? Потому и исчез?
- Помнишь… я уходил повидаться с отцом? Я с ним повидался. И с Татьяной Витальевной.
