Книга Исход - Светлана Замлелова

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100

В конце ноября к нам в гости пожаловал огромный медведь. Конечно, он не забрался на шхуну, однако, подошёл довольно близко. Капитан выстрелил, но не попал, и медведь убежал. Тогда опять начался спор: капитан сказал, что нужно брать ружья и идти по следу, но штурман, поигрывая желваками, заявил, что это лишнее и что вполне достаточно будет спустить собак. Они возьмут след и наверняка пригонят медведя обратно. На это капитан только поджал губы и обиженно сказал: “Делайте как знаете”. После чего ушёл к себе.

Штурман распорядился выпустить Бурана, Пургу и Вьюгу. Те, как оглашенные, выскочили с диким лаем на лёд и мгновенно взяли след. А в следующее мгновение они уже скрылись из виду. Но спустя недолго снова послышался тот же истошный лай – наша троица действительно привела медведя назад. Тут подоспели штурман с гарпунёрами, и медведь пополнил трофеи “Княгини Ольги”.

Решено было устроить тем же вечером пир по случаю первого медведя. Мы собрались в большом салоне, куда подали разные блюда из медвежатины. Зуров успел приготовить медвежьи котлеты, как особый деликатес была подана на блюде сырая медвежья печёнка. Всё это приветствовалось троекратным “ура!”. Свежее мясо у нас бывает не часто, и несмотря на все наши запасы, мы всё же уязвимы перед цингой. И капитан, и штурман – в этом они едины – уверяют, что цингу можно ждать в гости в любой момент. Всем велено о малейшей кровоточивости дёсен докладывать лично капитану. Говорят, что от цинги сырая кровь и сырое мясо (бррр!) – первое средство. Поэтому так и обрадовались этой ужасной печёнке, от одного вида которой меня чуть не стошнило. Правда, не только меня. Несколько человек наотрез отказались есть сырое мясо, как их (или нас) ни уговаривали и ни пугали цингой. Поморцев даже заявил, что “лучше цинга”, после чего нас оставили в покое, и мы спокойно принялись за котлеты. Мясо медведя, как выяснилось, вполне пригодное в пищу, разве что грубоватое и со своим собственным запашком. На десерт был чай с консервированным молоком и свежие булочки. Словом, мы вовсю пировали под звуки граммофона.

Тут я хочу сделать небольшое отступление и рассказать о том, о чём давно собиралась, но как-то забывала или откладывала. Первое – это полярная ночь. Ещё в октябре в наших широтах сломалось солнце. И теперь мы видим не привычный диск, а какой-то жалкий отсвет, да и то на короткое время. Это похоже на свет, пробивающийся сквозь дверные щели, или как будто бы солнце спрятали в кожаном мешке с прорехой. Выглядит совершенно особенно. Как, впрочем, и всё в этих краях, словно мы находимся не на Земле, а на какой-то другой планете. Так разительно всё отличается здесь от других мест, где довелось мне побывать. Конечно, я слышала о полярной ночи, но никак не ожидала, что это выглядит именно так. А ещё я не ожидала, что полярная ночь так давит, так угнетает и раздражает. Оказывается, человек жить не может без солнца или хотя бы искусственного света. Можно было бы подумать, что свет необходим только для того, чтобы делать предметы видимыми. Но нет! Свет нужен не как сон или пища, скорее – как тишина, баня или удобная кровать. Прожить без всего этого можно, однако, жизнь становится невыносимой. Одно утешает: полярная ночь – это не навсегда, длится она около полугода, после чего сменяется полярным днём. Посмотрим ещё, что такое полярный день и чем отличается он от синей ночи.

Второе, о чём я хотела Вам рассказать – это наши псы. Кажется, я уже обещала написать о них, и вот наконец собралась. Дело в том, что мы везём с собой порядка двадцати мохнатых пассажиров. А может, порядка двадцати мохнатых матросов. Все они были привязаны на корме. Теперь же, с началом зимовки, мы переселили их на лёд в ледяные дома. Ежедневно отвязываем их партиями для прогулки. Хлопот с ними очень много, но они повезут нас к полюсу, когда уже невозможно будет плыть. К тому же, они охотники. Правда, они же – страшные забияки. Есть настоящие враги, которых ни в коем случае нельзя сводить вместе, иначе они просто загрызут друг друга. Кормим их сушёной рыбой, а когда бывает свежее мясо – даём и мясо.

И вот снова я возвращаюсь к мясу. Стоило нам поговорить о цинге, как через несколько дней команда свалилась в каком-то цинготном припадке. Любопытно, что заболели именно те, кто ел сырую печёнку. Как Вы помните, печёнка рассматривалась едва ли не как снадобье от цинги, способное не только исцелить, но и предотвратить. Оказалось, что оно же способно ещё и вызывать цингу, причём довольно-таки скоро.

Сначала слегли капитан и Музалевский, больше всех расхваливавший злосчастную печёнку. Следом свалились Немтинов и Арюутов. Потом заболели Ильин, Балякин и Фау. У всех одни и те же симптомы: высокая температура, боли в ногах, а потом и во всём теле, отсутствие аппетита и тошнота, красные пятна и кашель. Самое странное, что никто не жалуется на дёсны – ни малейшего беспокойства, не говоря уже о кровоточивости.

Штурман, подробно расспрашивавший меня о заболевших, только покачал головой, сказал: “Это не цинга”, и сам оказался в койке.

Болезнь протекает очень странно. К Рождеству больные вроде бы пошли на поправку, и Праздник мы всей командой встречали в большом салоне вокруг пирога с вишней и новой порцией медвежатины. Но к Новому году больные опять заболели, а пуще всех – капитан, который до сих пор не выходит из каюты. Новолетие мы уже не праздновали, команда лежала разбитой, а капитан и вовсе впал в невменяемое состояние. Время от времени он начинает бредить. То он спрашивает, задала ли я корма лошадям, то умоляет взглянуть на какие-то рессоры, а то вдруг начинает жаловаться на своего кота, которого я в глаза не видела. У меня прибавилось работы, поскольку я ухаживаю за больными, перенесёнными в баню, где решено было устроить лазарет. Хуже всех себя чувствует капитан, которого мы не стали беспокоить и оставили в каюте. Я уговариваю его поесть, рассказываю про кота и уверяю, что лошади сыты. Бред у него наступает как-то вдруг. Вот он, хотя и слабо, но вполне осмысленно говорит о зимовке и “Княгине Ольге”, и вот уже спрашивает меня о своих лошадях. Сначала я думала, что он, быть может, путает лошадей с собаками. Но когда речь зашла об овсе, я поняла, что бред у него, если можно так выразиться, вполне осмысленный. Точно так же незаметно нормальное состояние сменяется бешенством. Вот он капризничает и не хочет пить бульон, и вот уже бульонная чашка летит мне в голову, сопровождаемая отборными ругательствами и проклятиями. Никогда бы не подумала, что наш капитан способен ругаться как московский извозчик или бердянский грузчик. И в чём, казалось бы, душа держится, откуда берутся силы на все эти проклятия?..

Капитан исхудал так, что его трудно узнать. Команда уже вся на ногах, и хоть с большим трудом, но всё же перемещается самостоятельно. А у капитана просто нет сил, чтобы подняться.

Пока команда лежала в лазарете, здоровые вымыли “Княгиню Ольгу” дезинфицирующим раствором, а вещи больных вынесли на мороз. Вскоре после того, как больные вернулись, пришлось разобрать баню, потому что между нею и шхуной наметилась трещина. Уже учёные, мы испугались, как бы нашу баню не унесло в неизвестном направлении. Тем более в темноте. Ах, как же это утомительно и тоскливо, когда всё время темно! Мы выползаем на палубу, когда солнечный свет ненадолго проникает в наш мрачный кут, и жадно пьём этот свет. Но длится это недолго, точно свидание в тюрьме. А потом снова наваливается синяя тьма. Именно синяя – небо здесь в ясные ночи не бывает чёрным, оно глубокого синего цвета. Это небо напоминает дорогу, и смотреть на эту синюю дорогу, обсыпанную искрами звёзд, стало для меня любимым занятием. Частенько на синей дороге вспыхивает зелёным огнём сияние, на которое я с тех самых пор не могу смотреть без улыбки и некоторого смущения. Но часто бывает и так, что не видно вообще ничего. Вдруг поднимается такой ветер, что “Княгиня Ольга” скрипит и стонет. Вой ветра и стоны шхуны нагоняют на всех нестерпимую тоску, от которой хочется убежать или умереть. Под эти звуки вся жизнь на земле кажется мне несносной, бессмысленной и не имеющей будущего. А мысли о собственной моей жизни превращаются в настоящий кошмар. Что мне делать, когда экспедиция закончится? Наниматься матросом в следующее плавание? Как тяжело сидеть здесь в этой темноте под вой ветра, упираясь взглядом в неизвестность. Но ещё тяжелее сознавать, что ничего другого просто нет. Когда закончится плавание, меня снова изгонят вон, потому что попала я на “Княгиню Ольгу” только по воле случая. Если бы я была романистом, то непременно описала бы разнообразные способы гона человека человеком. Могла бы даже получиться небольшая энциклопедия, а для кого-то – инструкция. Но всё, что я могу написать – это письмо Вам, дорогой мой Аполлинарий Матвеевич.

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100