Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
О футболе говорили мужчины, вот о чем, но физрук посреди этого разговора вспомнил, что нашел среди спортивных каналов англоязычный о бейсболе, разобрался в правилах не без помощи интернета и не мог больше оторваться, а Дмитрий признался, что смотрит крикет, потому что привычное катание мячика по полю, и даже бросание в корзину, и мяч со строгим пасом только назад ему надоели до чертиков, а глядеть мордобои его совсем не радовало с его высоким уровнем эмпатии и знанием на себе, чем заканчиваются пинки по печени и всякие другие удары по туловищу, ногам и в голову.
И вот тогда-то заскучавший Владимир оттянул Ольгу и Машу для отдельных снимков, Женя как раз отошел, и Вера попала на эти семейные фотографии, и Владимир оказался среди двух дочерей, сына, падчерицы и бывшей жены, и тогда у Лены, державшей фотоаппарат, мелькнула мысль, которую она решила не забыть, и тут же забыла, а теперь вспомнила и поежилась под одеялом, слегка сжалась, словно снова падая в это воспоминание, в эту мысль, что теперь она запомнит их такими, именно такими и запомнит, что бы ни произошло, как бы они ни разъехались, как бы ни жили. Это был такой момент, когда голова снимает тоже, как фотоаппарат, но лучше, потому что фотография не передает, кто кому кто, что свело этих людей в кадр, а голова передает, и теперь всегда будет показывать их вот этих, не меняющихся с годами, будет вставлять в сон людьми из этого вечера, вопреки тому, что произойдет на самом деле, вопреки, не дай бог, смерти даже. И Лена во сне будет именно этой Леной, накрытой пару дней ранее приходом, а каким – забыла уже, будет Леной, которая стояла и думала, что всю свою жизнь и ощущение от нее, все свои страхи, включая страх за дочерей и, как оказалось, беспочвенную боязнь холодка, это вот сходство с Вовой неродных ему людей и совершеннейшая непохожесть Вовиного сына на него можно уложить в три или даже два четверостишия. Это было бессмысленно и забавно, больше, конечно, забавно. А то, что близнецы были попеременно, как восходящий и нисходящий скалам, Никита, как ривер, Ольга и Маша, как будда, а Вова, как тауматроп, было даже смешно. Лена попыталась вспомнить, как там было у Блока, что-то вроде: «Впрочем, что безумие? Род человеческий – яма, полная нелепостей и гибели; пускай пьяная блядь, серая, как подушка, бредет, поминутно спотыкаясь, по деревянному тротуару улицы, где блевотины и грязи больше, чем мостовой. Если ты видишь ее бледной незнакомкой, то есть ли разница: какова она на самом деле, если для тебя она именно такая? Да, такой взгляд неумён, но мы и не об уме сейчас, право слово. Вот живет человек без того, без этих строчек: по четыре, по шесть, по восемь, и живет прекрасно, однако стоит ему узнать, что имеется вот такой вот стишок, не другой какой-то, каких много, а именно вот такой, который все в нем внезапно переворачивает, – и человек удивляется: как я жил без него? что я без него был? был бы я – я без него. Такой, как я есть теперь?
Условие задачи: имеется некая персона и некое слово. Что удивительно: решений бессчетное количество, и все они единственно верные».
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
