В 1311 г. фламандская политика короля полностью находилась в руках Мариньи. Примерно за четыре года он приобрел то, что в дальнейшем позволило ему вести дела в этой сфере по-своему: опыт и связи. И тем, и другим он был обязан своей должности, поскольку в качестве камергера он постоянно оказывался на пути тех, кто приходил на встречу с королем, и имел возможность с близкого расстояния следить, хотя и оставаясь при этом в стороне, за событиями, переговорами, высказываниями опытных людей. Кроме того, у него сложились свои политические взгляды, которые он, как мы увидим, реализовывал с 1312 по 1314 г. в постановке проблем и деятельности в отношении папы или против фламандцев. Наконец, во время своего пребывания на службе у короля и в особенности в королевской Палате, он добился того, что его имя стало известно как лицам, получившим королевские верительные грамоты, или знатным людям, приносившим присягу, так и послам или гонцам, и даже, во время поездки в поддержку Гистеля, народу.
Именно на эти качества Филипп Красивый делал ставку, когда с 1311 г. начал давать Мариньи различные важные поручения, рискуя вызвать недовольство тех, кто считал себя более достойным, даже не будучи более способным, – то есть в первую очередь принцев королевской крови.
2. Конференции в Турне (1311 г.)
Когда летом 1311 г. возникла необходимость послать во Фландрию представителей короля для переговоров с Робертом Бетюнским и Людовиком Неверским, выбор в первую очередь пал на Ангеррана де Мариньи, и вместе с ним исполнять эту миссию отправились маршал Жан де Гре, Пьер де Галар, Арпен д'Аркери и Жерар де Куртон. Фанк-Брентано посчитал, что на этот выбор повлияли тесные отношения Людовика Неверского с Луи де Мариньи.[1173] Нельзя отрицать, что в неких обстоятельствах Луи мог бы повлиять на избрание своего отца, чему, впрочем, нет никаких доказательств. В любом случае, совершенно неправдоподобно звучит предположение о том, что ролью самого первого плана, которую Ангерран сыграл в 1311 г., он был обязан своему в то время шестнадцати– или восемнадцатилетнему сыну, чье имя никогда не появлялось ни в одном документе, относящемся к внешней или внутренней политике государства. Назначение Ангеррана объясняется, будучи единственно логичным, тем, что на протяжении трех лет он приобретал все больший и больший вес в отношениях с Фландрией или в политике Франции в фламандских вопросах, а также возраставшим благоволением к нему короля.
Представители французской стороны, проводившие переговоры, и в особенности Мариньи, были облечены широчайшими полномочиями, судя по протоколу встречи между Людовиком Неверским и Мариньи, составленному примерно в августе 1311 г.[1174] Королевский камергер предложил графу Неверскому несколько вариантов: уступить Фландрию королю в обмен на обширный пэрский фьеф в бальяжах Буржа и Санса, который примкнул бы, таким образом, к Неверской и Ретельской областям; назначить Фландрию в приданое своей дочери Жанне, которая вышла бы замуж за Филиппа д'Эвре; даровать графство своему сыну Людовику (Неверскому), который женился бы на сестре Филиппа. Все три предложения, третье из которых было гораздо менее дерзким, чем два предыдущие, были отклонены. Потерпев поражение, Мариньи отнюдь не отчаялся. Он возобновил переговоры в Турне и стал просить меньших уступок. Но эти попытки уже являются для нас свидетельством того, какую свободу действий король предоставлял своему советнику, который, помимо этого, обладал достаточными полномочиями для того, Чтобы произвести оценку и предложить Людовику Неверскому в качестве фьефа ренту с земли в 10000 ливров.[1175] Далее мы увидим, что у него также была возможность продлевать на свое усмотрение срок перемирия между Фландрией и Эно; кроме того, у него на руках находились "четыре акта, но он использовал из них лишь тот, который показался ему подходящим.[1176]
Мариньи должен был вернуться во Францию, чтобы отчитаться в своих действиях во время переговоров. Действительно, он находился во Фландрии в начале августа, доказательством чему является поездка к нему посланника Маго д'Артуа;[1177] в любом случае, он совершенно точно находился подле короля в Сент-Уане, когда Филипп Красивый принимал решение о продлении срока перемирия между Фландрией и Эно[1178] и вручил своим посланникам бумаги с поручениями,[1179] поскольку в августе, и именно в Сент-Уане, он составил приказ о вознаграждении двух служащих отеля.[1180] После этого он вновь уехал во Фландрию.
Как мы уже сказали, членами делегации являлись Мариньи, Жан де Гре, Пьер де Галар, Арпен д'Аркери и Жерар де Куртон. Одна легенда гласит, что руководителем миссии был Карл Валуа, и когда Мариньи, вытеснив его, возглавил проведение переговоров, брат короля воспылал к нему всем известной ненавистью. Жозеф Пти, занимавшийся исследованием истории Карла Валуа, утверждает, что он «являлся главой» дипломатической миссии в Турне,[1181] ссылаясь на строчку из творения Жиля Ле Мюизи.[1182] Это не более чем легенда. Карл Валуа действительно был в то время в Турне, но как частное лицо, так как хотел встретиться с Людовиком Неверским по личному делу: старший сын графа Неверского, Людовик, женился в 1308 г, на Изабелле Валуа, дочери Карла, и Карл пообещал ему помочь в выплате 10000 ливров ренты, к которой обязывал Людовика Атиский договор, дав ему по доверенности на имя короля 6000 ливров в качестве приданого Изабеллы, и оказать ему военную поддержку в случае войны, но не против короля.[1183] Вполне возможно, что граф Валуа приехал в Турне именно по этим причинам. Но, в любом случае, без всяких сомнений, король не направлял Карла Валуа в Турне,[1184] он не руководил никакой миссией и не принимал участия в дипломатических переговорах. Упомянув о Карле Валуа, Ле Мюизи недвусмысленно заявляет, что главой французской миссии был Ангерран де Мариньи, которого король отправил и от своего имени наделил широчайшими полномочиями,[1185] тогда как «Хроника Турне» называет Мариньи «наместником короля в этом деле»,[1186] а в счетах города Ипра упоминается о том, как со всей страны люди отправились в Турне, «чтобы встретиться с монсеньором де Мариньи».[1187] Что же касается выражений, в которых составлены нотариально заверенные протоколы конференции 13 сентября 1311 г., они отличаются такой же точностью: Мариньи говорил от своего имени и от имени своих коллег, отправленных королем во Фландрию вместе с ним.[1188] Он был столь высокопоставленным лицом в этой делегации, что даже приказывал зачитывать грамоты комиссии, а не читал их самостоятельно.[1189]
