Отмеченное выше стремление Голицына навязать депутации функции «российского Синедриона», определяющего унифицированные правила религиозной практики еврейского населения империи, проявилось в деле о секте воронежских крестьян-субботников, якобы усвоивших некоторые элементы иудейского культа под влиянием евреев[1001] 22 ноября 1822 г. министр духовных дел поручил Айзенштадту и Файтельсону предписать еврейскому населению, «что евреи должны воздерживаться от всяких объяснений о вере с подданными России нееврейской веры (sic!) и в тех местах, где евреям позволено пребывание всеединое, и в тех, куда им позволено приезжать на время, на письме и на словах, явно и тайно»[1002]. Запрет на еврейский прозелитизм мотивировался в отношении министра как российским законодательством, так и ссылками на соответствующие места в Талмуде и сочинениях Маймонида[1003]. Возможно, последние заимствованы из «представлений» депутатов, пытавшихся, как и в 1820 г., доказать Голицыну, что еврейская традиция «не только не обязывает, но даже возбраняет обращать кого-либо в свою веру»[1004]. Отметим, что галахические правила обычно носили окказиональный, конкретный характер и были весьма многообразны. Расходились мнения еврейских религиозных авторитетов разных эпох и по поводу прозелитов[1005]. Произвольное отождествление властью русских сектантов-субботников, строивших свою религиозную жизнь на своеобразном прочтении Ветхого Завета, с упоминаемыми в еврейских религиозных текстах «герами» («чужаками», желавшими присоединиться к общине), позволяло обвинять евреев в распространении иудаизма среди нееврейского населения. Однако такие меры, как публичное чтение в синагогах и бейс-медрешах официального объявления еврейских депутатов о запрете на прозелитизм[1006], никоим образом не могли повлиять на распространение движения субботников. Значение же постановлений депутатов как галахических предписаний, легитимировавших правительственную политику на уровне еврейского религиозного права, также было весьма сомнительным с традиционной точки зрения[1007].
Предметом постоянного беспокойства депутатов была отмеченная выше, постоянно висевшая над евреями угроза выселения из сельской местности под предлогом выполнения соответствующей статьи «Положения» 1804 г. 11 апреля 1823 г. Александр I распорядился выселить евреев Могилевской и Витебской губерний из деревень в города и местечки до 1 января 1824 г. Тогда же, 11 апреля, депутаты направили в Комитет министров записку[1008] в защиту евреев. Депутаты настаивали на том, что власти должны, сохраняя запрет на виноторговлю, разрешить евреям другие виды аренды или же предоставить свободное проживание во «внутренних губерниях» для еврейских купцов, ремесленников и наемных работников. Таким образом, депутаты предлагали фактическую отмену «черты оседлости» в качестве компенсации за убытки, причиненные запретом на торговлю спиртным и проживание в сельской местности[1009]. Другую записку депутатов, в основных чертах, видимо, совпадавшую с упомянутой выше, Комитет министров рассматривал 20 ноября 1823 г. Исследователю приходится довольствоваться сжатым и, возможно, искаженным изложением записки в журнале Комитета. Согласно последнему, депутаты пытались объяснить, что эта мера приведет к разорению всех евреев Белоруссии – и выселяемых, и уже проживающих в городах и местечках, которые будут страдать от перенаселенности, конкуренции и обязанности поддерживать пострадавших от выселения единоверцев. Также «невозможно надеяться, чтобы еврейские общества прочих губерний оказали белорусским помощь своими пожертвованиями»[1010]. Депутаты вновь повторили свою программу мероприятий для облегчения участи белорусских евреев: «Чтобы, пока правительство не найдет средства к их обеспечению в пропитании, они были оставлены на нынешних местах с запрещением промысла вином, но с позволением держать в корчмах и шинках съестные припасы… чтобы позволено было купцам, приказчикам и служителям иметь пребывание для торговли, а бедным евреям для тяжелой работы во всей империи по паспортам… чтобы желающим из них переселиться в другие места была сделана ссуда от казны на том основании, как она делается колонистам»[1011]. Два первых пункта были отвергнуты Голицыным, третий – остальными членами Комитета министров. Их возражения были подтверждены императорской резолюцией[1012].