Книга Меловой Человек - С. Дж. Тюдор

Странно. Теперь, когда все мои пожитки отсюда исчезли, жизнь кажется маленькой, а дом, наоборот, огромным. Какое-то время я бесцельно брожу по коридорам, а затем поднимаюсь наверх, в свою комнату.

На полу под окном темное пятно — здесь раньше стоял комод. Я опускаюсь рядом с ним на колени, достаю небольшую отвертку и снимаю половицу. Внутри остались только две коробочки.

Я осторожно вынимаю первую, большую и пластмассовую. Прямо под ней — мой старый рюкзак. Мама купила его, когда я потерял бананку на ярмарке. Я не упоминал об этом? Мне очень нравился этот рюкзак. На нем изображены черепашки-ниндзя, и он куда круче и удобнее, чем бананка. Намного удобнее для того, кто любит собирать разные вещи…

Я взял его с собой, когда выехал в лес тем ранним холодным утром. Я был один. Не знаю почему. Было очень рано, и я редко выезжал в лес в одиночестве. Особенно зимой. Может, меня вело предчувствие. В конце концов, никогда не угадаешь, попадется ли что-то интересное.

А в то утро я нашел кое-что очень интересное.

Я буквально наступил ей на руку. Когда шок схлынул и я осмотрелся там, то нашел и ногу. Потом левую руку. Туловище. И в конце концов — самый главный элемент этой человеческой мозаики. Ее голову.

Она покоилась в куче листьев и смотрела на деревья. Солнечный свет лился сквозь переплетение голых ветвей и окрашивал лесные лужи золотом. Я опустился на колени рядом с ней. А затем протянул руку, которая слегка подрагивала от нетерпения, коснулся ее волос и отбросил их с лица. Шрамы уже не казались такими страшными. Так же, как мистер Хэллоран смягчил их своей кистью, смерть сгладила их нежным прикосновением своих костлявых пальцев. Она снова стала прекрасной. Но грустной. И растерянной.

Я погладил пальцами ее лицо, а затем, почти машинально, поднял ее голову. Она оказалась тяжелее, чем я думал. И теперь, когда я прикоснулся к ней, я понял, что не смогу просто взять и положить ее на место. Так же, как не мог бросить ее гнить в куче листьев. Смерть не только снова сделала ее прекрасной. Она сделала ее особенной. И я один мог это понять. Для меня одного это имело значение — ведь за эту особенность я мог держаться…

Осторожно и благоговейно я вытащил ее из кучи листьев и положил к себе в рюкзак. Там было тепло и сухо, и ей не приходилось больше смотреть на открытое солнце. Я не хотел, чтобы она испугалась темноты или чтобы мелок попал ей в глаз, поэтому решил прикрыть ей веки.

Прежде чем уйти из леса, я достал мелки и нарисовал указатели к разным частям ее тела, чтобы полиция смогла их отыскать. Я был уверен, что их скоро найдут.

Со мной никто не заговаривал и не пытался меня остановить на обратном пути. Если бы мне кто-то попался, я бы, наверное, сознался. Но нет, я благополучно вернулся домой и спрятал рюкзак с очередным сокровищем под половицей.

Конечно, потом я понял, какие у меня из-за этого могут возникнуть проблемы. Я знал, что должен был сразу рассказать обо всем полиции. Но что, если бы они спросили насчет головы? Я совершенно не умел лгать. А если бы они поняли, что это я ее взял? Меня отправили бы за решетку.

Так и возникла эта идея. Я нарисовал меловых человечков. Для Хоппо, для Толстяка Гава и Майки. Я использовал мелки разных цветов, когда рисовал этих человечков, чтобы сбить всех со следа. Чтобы никто не узнал, кто на самом деле их рисует.

Я нарисовал человечка и для себя, после чего притворился — причем так, что и сам поверил в собственное притворство, — будто увидел его, только когда проснулся. А затем отправился на площадку.

Майки уже был там. И все остальные явились тоже. Словно я знал, что так и будет.

Я заглядываю в рюкзак. На меня смотрят ее пустые глазницы. Желтоватый череп покрыт мягкими, похожими на сахарную вату волосами. Если присмотреться, можно увидеть несколько порезов на кости в том месте, где в ее лицо вонзилась железка с карусели.

Она не оставалась здесь все время. Спустя несколько недель вонь, наполнившая мою комнату, стала просто невыносимой. В комнатах у мальчиков-подростков всегда пованивает, но не настолько же. Я вырыл яму в нашем саду и хранил ее там несколько месяцев. Но потом вернул на место. Мне хотелось, чтобы она была рядом со мной. В безопасности.

Я прикасаюсь к ней в последний раз. Смотрю на часы. Кладу коробку обратно в рюкзак, застегиваю его и спускаюсь по лестнице.

Кладу рюкзак в багажник и заваливаю куртками и пальто. Не думаю, что кто-то остановит меня и расспросит о содержимом багажника, но кто знает. Это будет очень неловко.

Я уже собираюсь сесть в машину, как вдруг вспоминаю о том, что забыл оставить ключи. У агента были ключи, но я должен передать свои новым владельцам.

Я пересекаю подъездную дорожку и бросаю ключи в почтовый…

Стоп. Почтовую…

Я пытаюсь вспомнить, но чем больше прилагаю усилий, тем быстрее все крошится и разлетается в прах. Почтовую. Черт. Почтовую…

Перед моим мысленным взором возникает отец. Он смотрит на дверную ручку и никак не может вспомнить это простое, очевидное и в то же время неуловимое слово. Вижу его лицо, испуганное и растерянное.

Думай, Эд, думай.

А потом я вспоминаю. Почтовая… щель. Да, почтовая щель.

Я встряхиваю головой. Как глупо. Я запаниковал, вот и все. Я просто устал, да еще весь этот стресс, связанный с переездом… Все в порядке. Я — не мой отец.

Я бросаю ключи в щель для почты в двери и слышу звон, с которым они падают на пол. А затем возвращаюсь к машине и сажусь на водительское сиденье.

Почтовая щель. Так просто.

Я завожу мотор и отъезжаю.

В Манчестер. В будущее.