– По-твоему, это у нас в крови? – спросила она. – По-твоему, Максимка стал бы таким же извергом, как мой проклятый дед?
– Нет. Не обязательно.
Скиталец, по-прежнему держа Алину под локоть, вел ее мимо зданий, а параллельно им по широкой мостовой следовала толпа. Впереди высилась громада неплохо сохранившегося сооружения, похожего на Колизей.
– Не обязательно, – повторил он. – Но в глубинах его сознания, как опухоль, таится то, что заставило твоих предков убивать. И в тебе это есть, разумеется, но на твоем сыне закончился некий многовековой процесс… Представь, что все душегубы в твоем роду строили дом, каждый клал по кирпичику, и вот теперь дом достроен полностью, на крышу положена последняя черепица. И я войду в него, ведь строился он для меня. Войду и буду беречь его как самую большую драгоценность во вселенной.
«А я найду способ изгнать тебя», – мысленно добавила Алина.
Больше у нее не было вопросов. По крайней мере, сейчас.
* * *
Возле амфитеатра Скиталец заявил, что ему нужно кое к чему подготовиться. Он оставил Алину с Ольгой, а сам, держа за руку Максимку, пошел к широкому проему, ведущему в здание. Алина глядела на них с тоской, ее так и подмывало броситься следом.
Подошли три женщины, увели остальных детей. А через минуту прибыла толпа, гомонящий пестрый поток хлынул в здание. Несколько десятков человек двинулись к другому проходу, маленькому.
– Мои учителя, – пояснила Ольга. – Я потом тебя с ними познакомлю. Пойдем, Алина, на этом шоу у нас лучшие места.
Вслед за учителями они зашли в амфитеатр, проследовали по небольшому коридору, затем поднялись по винтовой лестнице на длинную веранду, заставленную множеством кресел. Здесь же были и столики с яствами и напитками, и позолоченные подзорные трубы на треногах. Многие учителя уже заняли места в креслах, а кто-то стоял возле небольшого парапета.
Подошли к нему и Алина с Ольгой.
Внизу находились зрительские места, которые без суеты сейчас занимали люди. Сотни каменных широких скамеек, созданных словно бы для задниц великанов. Зрительские места, как оправа, обрамляли огромную круглую площадку.
К своему ужасу, Алина увидела на этой арене не менее трех сотен детей. Они стояли, опустив головы, не шевелились. Девочки, мальчики, все разного возраста. Были и совсем крохи лет пяти. Эти дети вызвали у Алины ассоциацию с мертвецами, восставшими из могил, от них так и веяло обреченностью. Ей оставалось только надеяться, что они совершенно не воспринимали того, что творилось вокруг, что их разум спит. Вспомнились таинственные слова Ольги: «Каждый должен внести свою лепту». Сейчас они прозвучали в голове как звуки похоронного марша. Алина была уверена: дети – жертвенные овцы. Масштаб предстоящей трагедии поражал. И все это ради того, чтобы демон вырвался из своей темницы? Непостижимо!
Она выискивала среди детей тех пятерых, в джинсовых комбинезонах. И не находила. Ей пришла в голову мысль, что она даже не запомнила их лиц, что для нее они навсегда останутся размытыми образами. Четыре мальчика и девочка, маленькие фигурки в большой жестокой игре.
– Не думай, что мне это по душе, – заявила Ольга, будто прочитав ее мысли. – Я не чудовище.
– Неужели? – В горле пересохло, и голос Алины прозвучал сипло. – Это ты так успокаиваешь себя? Тебя не мучают кошмары, а?
– Я научилась с этим жить. Я смотрю сейчас на детей, но вижу гораздо дальше. Нас ждет будущее, в котором не всем найдется место. Мы же с тобой заплатили достаточную цену, чтобы быть в первых рядах. А боль проходит. Погляди на этих людей… Многие из сегодняшних гостей привели с собой детей. Сильные мира сего, знаменитости… все они мечтают запрыгнуть в этот вагон…
– Но почему дети? – спросила Алина, вцепившись побелевшими пальцами в край парапета.
Ольга вздохнула, потупила взгляд и ответила, понизив голос до печального шепота:
– Они как новенькие батарейки. Их жизненная сила чиста. Скитальцу понадобится много энергии, чтобы вырваться из города, много сил, чтобы стать одним целым с твоим сыном. Это то, что я знаю, на деле же наверняка все гораздо сложнее.
– Он сожрет их, как какой-нибудь зверь.
– Нет, все не так…
– Они умрут. Какая разница, как он лишит их жизни. Это и есть твой волшебный мир, Оля?
Ольга напряглась, поджала губы и ничего не ответила.
Люди внизу расселись, те, кому не хватило мест, стояли в проходах на ступенях. У многих в руках были бинокли, некоторые держали флажки своего государства, а кто-то выставил транспаранты с надписями на разных языках: «В добрый путь!», «Помни о нас!», «Мы ждем тебя на той стороне!», «Новая эпоха!».
Глядя на толпу внизу, Алина подумала о тех крысах, которых вел за собой дудочник из сказки. Однако она заметила, что лица у некоторых зрителей были печальными, то, что им предстояло увидеть, их явно не радовало. Выходит, не все они бездушные твари.
Гомон толпы начал стихать. Алина ощутила в воздухе напряжение, на мгновение ей почудилось, что сейчас случится что-то катастрофичное, возможно, разверзнутся эти мерзкие желтые небеса и на проклятые руины обрушится огненный ливень. Она неосознанно сжалась, втянула голову в плечи.
Но ничего ужасного не произошло, если не считать того, что дети на арене разошлись, образовав кольцо, а в центре будто опустилась невидимая ширма, представив на всеобщее обозрение две фигуры.
Сердце защемило, когда Алина увидела Максимку. Он казался таким крошечным и таким беззащитным рядом с фигурой Скитальца. Тот больше не выглядел как парень из прошлого, он принял вид высокого человека. Его черный силуэт был размытым, тело испещряли яркие красные прожилки, а над головой, как кощунственная пародия на иконные образа, витал темный нимб.
Зрители повскакивали с мест, принялись аплодировать. Небо взорвалось салютом, на фоне грязной желтизны с грохотом расцветали огненные пионы, красные брызги разрывали пространство. А сквозь звуковой хаос пробивалась торжественная музыка, били барабаны, ревели трубы…
Все это длилось минут пять, затем салют резко прекратился, огненные цветы отцвели, оставив после себя розовый искрящийся туман в небе. Торжественная музыка стала тихой и печальной, теперь играли скрипки и флейты, звуки словно бы доносились издалека, как эхо.
На фоне музыки голос Скитальца прозвучал четко, громко и насмешливо:
– Как же мне надоели ваши рожи, дамы и господа. Еще год-другой в этой дыре, и я, наверное, покончил бы с собой.
Зрители отреагировали неуверенным скромным смехом.
– Знаю, – продолжал Скиталец, – некоторые из вас сейчас думают: «Наконец-то мы избавимся от этого древнего урода», – он устремил взгляд своих бездонных глаз вверх, туда, где за парапетом стояли учителя, Ольга и Алина. – Верно я говорю, синьора Сфорца? Должно быть, вы не любили меня даже больше, чем Папу Борджиа, с его славной семейкой… Да и вы, господин Хидэеси, и вы, Матвей Черноморский. Я всегда чувствовал вашу неприязнь ко мне и догадываюсь, о чем вы шушукались между собой, когда меня не было рядом… Но, несмотря ни на что, я уважал и уважаю вас и понимаю причину вашей неприязни. Да, порой я перегибал палку, каюсь, но ведь я не был тираном! Никого из вас не унижал, не обижал… Те три сотни, что я скормил карликам, не в счет, они сами виноваты, и вина их была доказана!
