7. Легитимационный идеологический арсенал мафиозного государства
7.1. Режим, управляемый идеологией, versus режим, пользующийся идеологией
Мафиозное государство не руководствуется определенной идеологией , а создает конструкции из различных идеологических блоков, следуя требованиям политической целесообразности. Эти конструкции неконсистентны с точки зрения профессиональной политики в различных областях жизни общества, но консистентны эмоционально, в этом их сила, так как они не поддаются рациональной критике. «Путеводная нить моей политики, – заявил Виктор Орбан в одном из интервью в 2006 г., – может быть определена так: действительность без идеологии. (…) Для “Фидес”, как и для всех широких союзов, характерно то, что ее членов объединяет не идеология, а общие цели. В “Фидес” и ради победы “Фидес” работают люди, отличающиеся друг от друга образом жизни и ценностными ориентациями, потому что их сплачивают общие цели. “Фидес” не похожа на организации, построенные на основании целостной системы аргументов, и идеологии, которые по достижении определенной границы уже не могут расширяться дальше. У “Фидес” нет такой границы, поэтому и рейтинг поддержки партии не имеет максимальной величины, которая может быть определена заранее»[198].
Слабость рациональной критики идеологических конструкций мафиозного государства в том, что понятия, которые используются в его коммуникации, например: нация, венгры, производящий ценности труд, трудовое общество, спекулятивный капитал, банк и др., – интерпретируются дословно, а не в реальном социальном контексте, раскрывающем их общественное значение. В такой критике не учитывается тот факт, что на языке создателей и сторонников современного политического курса эти понятия имеют особый смысл: нация, венгры = мы, то есть члены приемной политической семьи, не чужие, не евреи; производящий ценности труд = труд, приносящий прибыль нам; спекулятивный капитал = то, что приносит прибыль не нам; банк = шкуродер; трудовое общество = кто не имеет работы, тот не ест, то есть отрицание социальной солидарности и т. д. Таким образом, вместо критики режима его оппоненты увязают в критике правительства, то есть выступают лишь с профессиональной критикой правительственной политики, исходя из предположения, что критикуемый режим и его критики одинаково стремятся к общественному благу, только разными путями. Эти две опоры вынужденно «политкорректной» критики – узкое, дословное, а не контекстуальное толкование языка мафиозного государства, а также предположение, что власть стремится к общественному благу, – заставляют либеральную интеллигенцию замкнуться в своего рода субкультуре «непризнанных» мучеников. Чувство интеллектуального превосходства, с которым критически настроенная интеллигенция пытается, основываясь на западнических общественных ценностях, указать на противоречивость и иррациональность месседжей и политики мафиозного государства, свидетельствует как раз о том, что она не понимает природы и механизма функционирования нового режима. В итоге с помощью своей вербальной критики она не способна нанести даже царапину мафиозному государству.
Слабость идеологической критики состоит в том, что она опирается на представление, согласно которому режим руководствуется определенной идеологией, целостной системой ценностей. При таком критическом подходе описательная модель, объясняющая режим одним стремлением к власти и обогащению, считается несерьезной, так как власть имущие придерживаются определенных идей и ценностей. Конечно, мы не утверждаем, что эта форма автократии предстает перед нами без всяких идеологических покровов, как чистое воплощение жажды власти и богатства. Но ясно и то, что мафиозное государство не может считаться реализацией общественного строя, опирающегося на когерентную, выбранную еще до прихода к власти систему ценностей, идеологию или одну из трактовок общественного блага. В таком случае что же придает этому режиму иногда столь обманчивую «идеологическую» целостность?