Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
– Мы требуем штабного офицера.
Парламентеры пришли вновь, но на этот раз с ними был майор, форма которого произвела должное впечатление.
Все проходило довольно спокойно. Русские требовали безоговорочной капитуляции без ведения каких-либо дополнительных переговоров. То, что говорили русские, переводил переводчик, с немецкой стороны отвечал генерал Шмидт.
Вся беседа длилась не более десяти минут, после чего начальник Генерального штаба удалился в соседнее помещение и доложил командующему:
– Русские здесь, – и после небольшой паузы спросил: – Разрешите спросить, господин генерал-фельдмаршал, имеете ли вы что-нибудь сказать?
Из темного угла помещения, которое освещал лишь слабый свет от радиоприемника, ответа не последовало. Генералу-фельдмаршалу нечего было сказать, и он также ничего не подписал.
Никто не знал, какие мысли скрывал этот высокий лоб.
Может быть, тридцать четыре месяца назад в Дюссельдорфе наступил тот самый час, с которого для него начался Сталинград?
…закрытые глаза Паулюса читали слова, которые он написал в мае 1942 года в военной газете, обращаясь к своим солдатам: «Советский солдат умеет умирать, но вы научились побеждать».
…думал ли он о приговоре, который вынесет ему история, о границе между долгом безоговорочного послушания и собственной совестью, взывавшей к его человеческим чувствам, думал ли о том, что по суровому закону котла никто не мог быть выпущен из него, о том, что товарищество, храбрость и дисциплина ценятся высоко, а трусость, непослушание и недостойное поведение заслуживают самого сурового порицания?
…пережил ли фельдмаршал в эти часы еще раз те страдания, которые выпали на долю его армии, видел ли он перед собой лица, которые уже не были лицами людей, а лишь изображением того, что невозможно было высказать словами, думал ли он о дорогах, усеянных трупами, об оврагах, заполненных мертвыми солдатами, о том кровавом бремени, которое ему придется нести на себе всю жизнь, или об отпущении грехов?
Через два года бывший командующий 6-й армией, находясь в Нюрнбергской тюрьме, на вопрос немецкого журналиста «Господин фельдмаршал, что с вашими солдатами?» ответил: «…Скажите их матерям, что у них все хорошо». Он забыл добавить: «…под землей».
Думал ли он о Сталинграде, который для каждого начался по-разному, но закончился для всех одинаково, о смысле борьбы в разрушенном городе, о том смысле, который нельзя было объяснить никакими теориями, как это делали схоласты, которые всегда пытались объяснить веру, а не сам мир с его естественными процессами?
А может быть, это были и совсем простые мысли: о родине, об уютном местечке в углу комнаты, о жене и детях?
Вместе с парламентерами в здание одновременно проникли русские части, после чего русские, немецкие и румынские солдаты перемешались друг с другом. В это время фельдмаршал высказал пожелание, которое генерал Шмидт передал парламентерам: «Командующий желает, чтобы к нему относились как к частному лицу, и не хотел бы идти через весь город пешком».
В то же самое время с радиостанции военного коменданта были отправлены еще две радиограммы в группу армий и в ставку фюрера. Текст первой был следующим:
«6-я армия, сохраняя верность военной присяге и помня о своей высокой и важной задаче, держалась до последнего солдата и последнего патрона за фюрера и Отечество. Паулюс».
На столе начальника связи лежал текст еще одной радиограммы от 29 января, подписанной командующим:
«Фюреру.
По случаю годовщины Вашего прихода к власти 6-я армия поздравляет своего фюрера. Над Сталинградом еще веет знамя свастики. Пусть наша борьба для живущих ныне и грядущих поколений будет примером того, что даже в самой безнадежной ситуации никогда нельзя капитулировать – только тогда Германия победит. Хайль, мой фюрер!
Генерал-полковник Паулюс.
Сталинград,
29 января 1943 года, полдень».
12 февраля 1946 года бывший командующий 6-й армией, выступая в качестве свидетеля на Нюрнбергском военном трибунале, сказал: «Я могу сказать об этих телеграммах, в которых прозвучали слова преданности, только то, что в них была сделана попытка наполнить хоть каким-то смыслом все страдания и смерть солдат. Именно поэтому об этих вещах в телеграммах говорилось как о героизме, который навсегда должен был остаться в памяти немцев. Я сожалею, что тогда, руководимый обстоятельствами и исходя из всей ситуации, я разрешил послать эти телеграммы».
В 5.45 антенна радиостанции командования излучала волны, по которым передавалась последняя радиограмма:
«Русские стоят перед бункером, мы приступаем к уничтожению».
И радист, посылая эту радиограмму, в конце текста самостоятельно поставил две буквы «cl», что на международном радиоязыке означало: «Это последняя передача данной радиостанции».
Спустя несколько секунд под ударами топора затрещали передатчики и приемники, все кабели и провода превратились в беспорядочную кучу, которую уже невозможно было распутать, а электронные чудо-лампы, с помощью которых в эфире так много говорилось о страданиях и горе, лишились своих огоньков и испустили последний дух.
В 6.00 в Ангербурге была получена радиограмма с открытым текстом:
«6-я армия капитулировала. Надо надеяться, что катастрофа в Сталинграде послужит фюреру поводом для того, чтобы в будущем он больше прислушивался к советам своих генералов».
Никто не знает, кто послал эту радиограмму, но эти слова могла бы сказать вся армия, и они были так же правдивы, как и текст радиограммы, посланной начальником армейской службы связи в 601-й полк связи Верховного командования:
«Если мы не погибнем, у нас останется воля к жизни и желание вновь увидеться со своими родными».
В трофейном автомобиле 4-го армейского корпуса генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс отправлялся в плен, а вслед за ним тянулась длинная вереница людей – остатков разбитой армии.
Стрелки сталинградских роковых часов показывали без одной минуты двенадцать.
Конец северного котла
31 января начальник армейской службы связи передал документацию по радиосвязи в северный котел, уполномочив тем самым 11-й корпус как оставшуюся от 6-й армии часть взять непосредственно на себя дальнейшую служебную связь с группой армий.
Это было его последнее служебное распоряжение.
На левом фланге северного котла действовали еще части 16-й и 24-й танковых дивизий. Вокруг тракторного завода сгруппировались остатки 76-й пехотной дивизии, 113-й дивизии и еще боеспособные части 60-й мотострелковой дивизии. Фронт 389-й пехотной дивизии был обращен к Волге, и между ее частями и за ними на каждом втором доме (если так можно было назвать оставшиеся развалины) развевался флаг с красным крестом или кусок материи, похожий на него. Горстка пехоты закрепилась в этих развалинах, где еще присутствовали генералы, но они не лежали за пулеметом, как об этом передавало немецкое радио. Солдаты, обосновавшиеся среди руин, считали каждый патрон, прежде чем нажать на спусковой крючок.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
