Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
«Главная ошибка автократии или неограниченного самодержавия как формы правления состоит в том, что она не допускает открытой узаконенной оппозиции. Отдельному гражданину, глубоко убежденному в том, что его государство страдает и будет продолжать страдать из-за негодного политического руководства, остаются два пути: или играть роль пассивного наблюдателя гибели своей страны, или же предпринять какие-то практические шаги, которые его враги непременно окрестят государственной изменой. В их глазах открытая оппозиция – мятеж или нарушение общественного порядка, тайная оппозиция – предательство и измена. И все же бывают условия, когда государственная измена становится первейшей обязанностью истинного патриота своей родины».
Так писал Дафф Купер. Аналогичные условия вынудили Канариса идти тем же путем, который за 125 лет до него избрал Талейран. Однако, отмечая сходство, не следует упускать из виду существенные различия, касающиеся времени действия, социальной среды, настроений в обществе и, не в последнюю очередь, особенностей характера этих двух людей.
Степень единовластия и подавления гражданских свобод была при Наполеоне I намного слабее в сравнении с деспотическим правлением Гитлера и уровнем гестаповского террора. Немаловажным фактором являлась и техническая оснащенность, позволявшая гестапо осуществлять тоталитарную слежку и применять на практике методы массового уничтожения людей. Еще более важную роль играли национальные особенности обоих народов. Возьмем хотя бы такую присущую французам характерную черту, как понимание пределов дозволенного. Несмотря на то что горячая корсиканская кровь Наполеона часто бунтовала против всяких ограничений власти, даже он не смог избежать влияния французского менталитета. Его автократическое правление имело определенные границы и позволяло его оппонирующему министру известную долю свободы действия и слова, о которой в империи Гитлера можно было только мечтать. В том-то и состоит трагедия Германии, что немцы легко теряют чувство меры, утрачивают способность находить приемлемый предел как добру, так и злу. Поэтому сопротивление Канариса протекало в более жестких условиях, чем те, которые существовали во времена Талейрана.
Даже самые близкие друзья Талейрана не смогли бы уличить его в бескорыстии и самопожертвовании. Он был отъявленным эгоистом и вельможей до мозга костей и старался, насколько возможно, жить на широкую ногу, как и подобает настоящему барину. Как истинный француз, он умел ценить такие реальности нашего мира, как недвижимость, положение в обществе, влияние на государственные дела и личная власть. Талейран неустанно заботился об увеличении своего состояния и не испытывал угрызений совести, когда использовал свое служебное положение для собственной выгоды. Канарис же, напротив, ко всем этим так называемым практическим аспектам повседневной жизни был равнодушен. Материальная сторона, но не духовная, интересовала его мало, деньги, как таковые, не очень прельщали. И хотя почти без всякого контроля через руки Канариса проходили миллионы, он оставался сравнительно беден, ничего не требуя лично для себя. А вот давал он охотно, очень охотно, не позволяя правой руке знать, что делает левая. Канарис помог тысячам незнакомых ему людей, не рассчитывая на простую благодарность и тем более на ответную услугу. Он был бескорыстен до самопожертвования и много раз рисковал головой, заступаясь за друзей и совершенно посторонних людей, попавших в беду.
Нагляднее всего различие между Канарисом и Талейраном проявляется в их отношении к Богу и религии. Посвященный в молодости в епископы, Талейран на протяжении всей жизни руководствовался чисто рациональными мотивами. В революцию он предал церковь и лишь на смертном одре вновь примирился если не с Богом, то по крайней мере с его представителем на земле. Но и в тот момент его вера в Бога казалась шаткой, однако он, по-видимому, посчитал надежнее проследовать сквозь темные врата смерти вооруженным на всякий случай церковным благословением, отпустившим ему все его грехи. Канарис, с другой стороны, всегда чувствовал себя созданным по образу и подобию Божьему, был глубоко религиозным, особенно в последние, критические годы своей жизни, старался следовать заповедям Господним, которые считал важнее человеческих законов.
Поле деятельности Канариса было гораздо уже, чем досталось Талейрану, который оказал решающее влияние на формирование облика Европы на целое столетие вперед. Канарис не принадлежал к высшим эшелонам власти Третьего рейха. И хотя полем его служебной деятельности был весь земной шар, Канарис мог лишь косвенно влиять на происходящие в мире крупные события. И такая роль соответствовала характеру Канариса и отвечала его желаниям. Канарис был рад служить делу, которое регулировало его поведение, и не ощущал потребности замышлять и осуществлять какие-то эпохальные проекты. Последнее послание Канариса датскому соседу свидетельствует о том, что он до последней минуты чувствовал себя кадровым военным, а не политиком, хотя его деятельность за последние девять лет была скорее именно политического свойства. При этом он прекрасно сознавал, что как раз работа в военной разведке связана с повышенной ответственностью перед государством и самим собой. Он работал не ради жалованья или ради карьеры, не видел в своей должности лишь очередную ступень лестницы, ведущей наверх; Канарис трудился изо всех сил во имя благородной цели – благополучия Германии.
Для него выполнение долга не означало слепое повиновение. По своей природе и по происхождению Канарис не был пруссаком, но достаточно хорошо знал прусскую историю и помнил, что такие выдающиеся прусские военные, как Шарнхорст и Гнейзенау, Йорк фон Вартенбург и фон Мольтке, видели свой долг не в безропотном подчинении властителю, а в борьбе за то, что искренне считали правильным и справедливым. С подобным пониманием долга, побуждавшим его с риском для жизни и собственной репутации сопротивляться неправде, бесчеловечности и подлости, Канарис был более образцовым прусским офицером, чем многие его коллеги, обвиняющие его в предательстве и бросающие в мертвого адмирала камни.
Усилия Канариса не увенчались успехом. Хотя ему и удалось предотвратить отдельные беды, в целом его планы потерпели фиаско. Быть может, именно потому, что он был недостаточно честолюбив и не возглавил движение, а еще потому, что слишком тщательно обдумывал каждый свой предстоящий шаг. Но Канарис не мог, да и не хотел прыгнуть выше своей головы, он знал свою природу и границы своих возможностей. И хотя в этой борьбе Канарис оказался побежденным, он тем не менее заслуживает того, чтобы сохранить для потомков его светлый образ. Ибо Канарис является наиболее ярким представителем целой плеяды мужественных людей, доказавших, что и в Третьем рейхе были офицеры, хранившие благородные традиции германского офицерского корпуса, пожертвовавшие своей жизнью и честью ради доброго имени Германии и понимавшие свой гражданский долг так, как его понимают повсюду в христианском мире.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
