– Отлично. А когда?
– Видишь ли… я сам пока не знаю, как буду работать. Давай я перезвоню тебе в начале недели?
Как же Сяо Ху ненавидел неубедительные отговорки!
– Чжоу, с тобой все в порядке?
– Да, конечно. А почему ты спрашиваешь?
– Да так…
Сяо Ху как будто страдал заразной болезнью. Он спрашивал себя: может, где‑то есть списки людей, с которыми следует избегать контактов, и Чжоу знает о них? В конце концов, он ведь тоже член коммунистической партии, пусть и далеко не самый активный. Или Чжоу интуитивно почувствовал, что жизнь приятеля пошла под откос, и счел благоразумным держаться от него подальше? Вероятно, он чуял, что самоубийство родителей не конец, а только начало неприятностей Сяо Ху.
Сяо Ху завершил разговор, прошел на кухню, сделал двойной эспрессо и достал письмо от Пола Лейбовица, которое хранил под банкой из‑под кофе. В конверте лежал распечатанный текст Инь‑Инь. Сяо Ху еще раз перечитал его и взял карандаш. Сестренка умела писать – еще один ее талант, которому Сяо Ху завидовал. Он, конечно, не смог бы выразиться так изящно и в то же время проникновенно.
Сяо Ху включил ноутбук, открыл страничку со своим текстом. Здесь речь шла о внезапном исчезновении Инь‑Инь и самоубийстве ее родителей. «Сколько стоит в Китае человеческая жизнь? – спрашивал Сяо Ху. – Как бороться с несправедливостью, если ее источник само государство, и о каком „обществе гармонии“ можно говорить в этом случае?» Сяо Ху призывал читателей не сидеть сложа руки, а выражать протесты вслух, писать руководству «Саньлитуня» и в администрацию провинции Ханчжоу. Требовать освобождения Инь‑Инь и расследования самоубийства супружеской пары У. При этом Сяо Ху не питал иллюзий, будто большинство читателей тут же последует его призыву. Риск был слишком велик. Страх – еще больше.
Или он все‑таки переоценил возможности Всемирной сети? Безусловно, Интернет менял китайцев, но как быстро и в каком направлении? Мог ли он придать мужества трусу? Случай в провинции Хэнань, рассказанный адвокатом Чэнем и так воодушевивший Инь‑Инь, был скорее исключением. Правда, Сяо Ху приходилось слышать и другие истории. Например, об одном партсекретаре, изнасиловавшем несовершеннолетнюю девочку в паркхаусе. Случай был заснят на скрытую камеру, но полиция вмешиваться отказалась. Каким‑то непостижимым образом фильм попал в Интернет, и возмущение публики было так велико, что вынудило власти арестовать преступника. История с «Саньлитунем» и отравленными жителями деревни пахла еще бо́льшим скандалом. Главное, чтобы она достаточно времени провисела в Сети.
Разумеется, подозрение в первую очередь падет на него. Полиции не составит труда вычислить такого осведомленного автора. Сяо Ху знал, что ему предстоит: бесконечные допросы, угрозы, лживые посулы. Хватит ли у него сил? Пол Лейбовиц предложил перевести подозрения на него. В Гонконге он был в безопасности и в любой момент мог задействовать журналистов. Кто сказал, что автором текста непременно должен быть китаец?
Им ничего не удастся доказать. В этом Сяо Ху не сомневался. После смерти матери он стал чувствовать уверенность, которой ему так недоставало во время недавнего разговора с секретарем парткома. В конце концов, безупречный послужной список свидетельствует в его пользу.
Сяо Ху сбросил текст на флешку, которую по окончании операции намеревался выбросить в мусорный бак, и вышел на улицу. Он направился в сторону храма Цзин, где находилось сразу несколько интернет‑кафе. Но потом, чтобы замести следы, повернул в район Сюйцзяхуэй, а оттуда в Пудун.
Первое кафе располагалось в здании универмага, в тесном, прокуренном помещении. Большинство машин было занято любителями компьютерных игр. На Сяо Ху никто не обратил внимания. Он вставил флешку в компьютер и еще раз прокрутил в голове план действий. Итак, он должен залонговаться на Хотмейле. Потом выждать время, чтобы не возбуждать подозрений, запустить программу и выбрать адреса. Открыть файл, скопировать, вывесить и еще раз скопировать в «Письма» и щелкнуть на «Отправить». И все это надо проделать быстро, чтобы никто посторонний не успел хотя бы мельком просмотреть текст. Сяо Ху сам удивлялся своему спокойствию. Только перед последним кликом его палец на секунду завис над мышью, и вовсе не потому, что Сяо Ху засомневался.
Он не просто отправлял документ. Он уходил, переворачивал старую страницу жизни. И как обычно бывает в таких случаях, за старой страницей открывалась новая.
И в этом состояла его свобода уйти – самая неотъемлемая из человеческих свобод.
XX
Инь‑Инь слышала, как лязгнула тяжелая щеколда и дважды повернулся в замке ключ. Потом повисла мертвая тишина. Инь‑Инь огляделась. В маленькой круглой камере – нечто вроде полого шара или металлического водолазного колокола – невозможно было ни выпрямиться во весь рост, ни вытянуть по сторонам руки, чтобы ощупать стены. Через два похожих на иллюминаторы окошка лился яркий солнечный свет. Инь‑Инь прижала нос к стеклу, но не увидела ничего, кроме темно‑синего неба.
Она села на пол, прижав колени к груди и положив голову на руки. Вдруг сильный толчок вывел ее из равновесия. У Инь‑Инь возникло чувство, будто она поднимается в лифте. Шар начал раскачиваться. Инь‑Инь подскочила, ударившись головой о потолок, выругалась и приникла к иллюминатору. Она увидела пристань и огромный кран на рельсах, на ржавой руке которого была подвешена ее тюрьма. У причальной стены внизу можно было различить черные автомобили с тонированными стеклами и мужчин в деловых костюмах, которые непринужденно беседовали, время от времени поглядывая на раскачивавшийся над ними черный металлический шар. Последовал второй толчок, потом загремела якорная цепь, и шар стал медленно терять высоту.
«Они хотят меня утопить», – пронеслось в голове Инь‑Инь, и сам собой из горла вырвался крик, от которого завибрировали стены. Шар тяжело ударился о поверхность воды, а потом погрузился в нее с чавкающим, утробным звуком. Инь‑Инь заколотила кулаками в стальную стену. В окошке мелькнул последний лучик света, а потом наступил непроглядный мрак.
– Инь‑Инь, – послышался над ухом голос Лу, ее соседки по квартире, – хватит спать, проснись.
Потом кто‑то взял Инь‑Инь за плечо и словно вытряхнул из нее холодный металлический запах. Перед глазами поплыли очертания знакомой комнаты. Инь‑Инь заморгала, ослепленная ярким солнечным светом, и повернула голову.
– Как ты? – спросила Лу, и Инь‑Инь успокаивающе закивала. – Может, поставить музыку?
– Только радио.
– Какой канал?
– Все равно.
Инь‑Инь было достаточно слышать человеческий голос, от которого она успела отвыкнуть за время своего тюремного заключения. Тишина давила в уши, и тогда Инь‑Инь начинала петь или разговаривала сама с собой. Вот уже месяц, как она на свободе и ни разу не поставила ни одного диска с классической музыкой. Все оттягивала этот момент, сама не зная почему.
