— Да? —удивилась я.
— Пойдешь,разыщешь башню, о которой мы говорили. Знамя на ней поменяешь, — нотолько, когда солнце встанет. Справишься?
— Угу, —буркнула я недовольно.
— Дать тебекого-нибудь в помощь? — предложил коварный Ряха, видя, что я скисла.
— Нет,спасибо, — сразу воспрянула я. — Сама справлюсь!
Уж лучше водиночку по этим мраморным роскошествам шарахаться, чем в такой теплойкомпании.
Я взяла знамя,положила его на плечо, и печально поволоклась в дальний конец вестибюля: башнявенчала здание, значит, вход в неё был где-то в той стороне. До рассветавремени ещё много, можно искать.
Пока я шла вдольряда бесконечных колонн, то поменяла своё мнение о поручении, данном мне Ряхой:скорее всего, он услал меня куда подальше, чтобы не мешала.
Вестибюль кончилсяк моему разочарованию глухой стеной, на которой угадывались выложенныеразноцветной мозаикой панно. В полумраке было не разобрать, что там былоизображено, поэтому я повернула обратно, резонно рассуждая, что вход в башенкуможно поискать и снаружи здания.
Около двери уже небыло ни Ряхи, ни его людей, только кони, привязанные к лестнице, продолжалиукрашать пол тем, что остается в итоге от съеденного. Но они не просилипривязывать их во дворцах и делали лишь то, что обычно. Убитого сняли с коня иположили на холодный пол, прикрыв ему лицо.
Я боком-бокомминовала его и с облегчением выскочила наружу.
Путь к башненашёлся не сразу, сначала я побродила вдоль здания, поражаясь его безлюдности,потом обнаружила на боковой стене лестницу, ведущую на крышу, и стала подниматьсяпо ней, опираясь на копьё, как на посох. И бурча про себя, что у зодчих,возводивших эту цитадель, была какая-то ненормальная страсть к лестницам всехвидов и размеров. А может, не у зодчих, может, у заказчиков. Или их вдохновлялигоры, как ступеньки, спускающиеся из облаков сюда, в эту долину?
Мысль былаинтересная, но я поднялась на крышу, и думать, чем руководствовались зодчие всвоём творчестве стало некогда — башенка была совсем рядом.
И её обвивалалестница!
Медбрат побериздешних строителей: ежу понятно, что по внутренней лестнице путь получаетсякороче, чем по внешней!
Сжав зубы, я сталаподниматься…
Чем выше, темсильнее дул ветер. И луна была совсем рядом: казалось, протяни копьё — ипощекочешь ей наконечником желтое, как у жареной рыбки, брюшко.
Лестница, похоже,была бесконечной, вилась и вилась. Я уже серьёзно начала опасаться, что рассветменя здесь и застанет, но всё-таки ступеньки вывели наверх.
Это был старыймаяк. Почему-то не действующий сейчас. Внутри башню пронизывал насквозь, досамого основания, колодец. У его жерла был поставлен металлическийворот, — им поднимали топливо на маяк, а смотрители мерили пешкомступеньки лестницы. По ночам здесь жгли костры, далеко заметные с моря…
Около ворота и ясела, почти упала, пытаясь отдышаться после подъема.
Луна уже куда-тоисчезла, наступил предутренний час.
Отдышавшись, ястала осматриваться, ведь мало было попасть сюда, надо еще и знамя куда-нибудьвоткнуть, согласно Ряхиному плану. Чтобы всем стало ясно: наши в городе!
Я приглядывалась итак, и этак — луна убежала совсем некстати. Но наконец нашла подходящую дыру встаром конусе черепичного навеса над верхней площадкой башенки. Прикинула —должно держать.
Осталось дождатьсясолнца, которое скоро выкатится из-за моря.
Я старалась недумать, что там творится внизу. Уповала лишь на Ряхину практичность. Он человекопытный и знает, что чем меньше крови, — тем устойчивей будет егоположение. Если он, конечно, собрался здесь задержаться надолго.
Наконец, рассвело.Солнце вынырнуло из моря, отряхнулось и просияло всем своим ликом.
Сопя, я подтащилатяжелый ворот поближе к нужной мне дыре, развернула знамя, встала на ворот вкачестве подставки, держась одной рукой за стропила, и аккуратно протолкнулакопьё через дыру наружу, закрепив его конец в балках. Это была не единственнаядыра в старой крыше, — просто она была практически в центре конуса. Асквозь другие прорехи можно было рассмотреть, что получилось.
Золотые рыбки,вышитые на багряном знамени, сделали хорошую карьеру: теперь они гордо реялинад городом.
* * *
Сверху я увидела,как Ряха и его люди вновь гарцуют на площади. Понеслась вниз по винтовойлестнице.
Спустилась наздание, с него — на площадь, подошла к Ряхе.
— Ну что?
— Нувсё, — Ряха не выглядел ни радостным, ни огорченным, ни потрясенным. —Старую власть мы изолировали. Давай, в седло садись. Теперь надо дела в городерешить, пока все спросонья глаза продирают.
Половину отряда оноставил в цитадели, в сопровождении остальных мы помчались на пристани.
— Если там недураки, то флаг заметят, — рассуждал Ряха на ходу.
— Ты думаешь,дел других у жителей города нет, как на свою цитадель с утра пораньшепялиться? — возражала я. — Они её сто раз видели. Даже если изаметят, — ну висит, ну и что?
— Ладно,скоро узнаем! — не поддержал спора Ряха. — В порту держись околоменя.
— Зачем? —тут же спросила я.
— Затем.Вверни хоть пару слов в разговор. Любых, каких хочешь, можешь даже выругаться:когда услышат твой говор, подумают, что меня поддерживает Ракушка. Не помешает.
В порту мыпобывали в нескольких местах. Ряха в скупых выражениях сообщал находящимся тамвлиятельным людям, что им повезло, они видят перед собой новую власть, такзапросто общающуюся с ними, влиятельными людьми.
Те в ответ в неменее скупых выражениях сомневались в своём счастье.
Тогда я вежливопросила выглянуть их в окно и посмотреть на цитадель. Как и предсказывал Ряха,мои интонации, ударения и речевые обороты влиятельных людей убеждали,почему-то, больше, чем Ряхины скупые слова.
После всего этодобрый Ряха говорил влиятельным людям, чтобы они не пугались, и что он хорошийкороль, повезло им с ним.
Потом меня визысканных выражениях выставляли из помещения и там, за закрытыми дверями, какя понимаю, и шёл настоящий переворот, передел зон влияния, фактическая передачавласти и прочие важные вещи.
Ряха знал, на чтобить: это земля тоже была провинцией пошатнувшейся империи, как и Шестой Угол,то есть Отстойник: власть в цитадели сидела столичная, сиречь пришлая, городомне любимая. Порядка было мало, поборов с населения — много. Основные средстваутекали в Хвост Коровы, который большинство жителей за всю свою жизнь ни разу вглаза не видели.
