Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
– Я не знал его, видел только. Тут в этом вшивом городишке все люди как на ладони, поневоле встретишь, запомнишь!
– Это ты судье будешь объяснять и прокурору. А мне, лично мне для твоего задержания твоего признания достаточно – двух слов. Прошлый раз ты сутки у нас сидел. Задержание Уткина тебя спасло. А теперь сядешь надолго. И мы тебе все припомним – в том числе и ночные похождения в обществе несовершеннолетних у провала.
– Это незаконно. Это произвол.
– Пока твои адвокаты будут чухаться, пока суд да дело, ты… будешь сидеть в камере с туберкулезными, с сифилитиками. И спидоносца я тебе в сокамерники подыщу. – Шапкин рассматривал свои ногти. – Здоровье – оно и на воле вещь хрупкая. А на нарах долго ли бациллу подхватить? Вирус смертельный, палочку Коха. Ну лопнет у нас с тобой дело, выкрутишься – так лечиться все равно потом годы будешь, тюрягу нашу вспоминать.
– В прошлый раз вы мне народным самосудом угрожали. А сейчас спидоносцами… Слыхал я, что про вас в городе говорят, какими вы методами работаете. От этих методов ваших люди в петлю лезут.
– Ты в петлю не полезешь. Ты, Трущак, жить хочешь. И как я погляжу, жить желаешь хорошо, богато. Цель у тебя какая-то есть. И цель эта с желанием жить хорошо связана напрямую. Скажешь – нет? Я вашего брата видал-перевидал, ты не суицидный. Ты шибко зацикленный на чем-то.
– Что вам от меня надо?
– Я хочу знать, что ты делал ночью вблизи Сухого переулка, где пришили Половца, который двумя часами раньше пытался застрелить Борщакову?
Симон не ответил, но Кате показалось, что это его молчание было несколько иным, чем прежде – он словно взвешивал и оценивал какие-то шансы. Она вспомнила его такое странное «оccultus» – то ли действительно клятву, то ли издевку над ними. Вспомнила и «подставь другую щеку», как он произносил эту фразу, каким тоном. Между этими фразами была пропасть, заполненная чем-то глубоко личным, сокровенным, какими-то больными фантазиями, мечтами, надеждами.
– Я приехал на улицу Доватора по делу. Я узнал адрес некоего Приходько, – медленно произнес Симон. – Я встречался с бывшим вашим сотрудником стариком Сысоевым, ветераном, и он посоветовал мне обратиться к этому Приходько. Его семья, точнее, его дед когда-то служил в здешнем отделе МГБ, знал некоего Кагулова. Его, оказывается, и старуха Маруся Петровна в детстве знала, он сожительствовал с ее матерью. В семье Приходько, возможно, сохранились какие-то вещи брата моего деда – я так предполагал, такую мысль мне подал этот ваш ветеран.
– Вещи Симона Валенти? – спросила Катя.
– Приходько-старший вместе с этим вашим ветераном и другими сотрудниками выезжал на место убийства, в дом на улице Ворошилова.
– Тот дом давно сгорел, – отрезал Шапкин, – и я не понимаю, чего ты нам опять горбатого лепишь про…
– Часть реквизита я забрал из подвала театра, но это не все, должны быть еще вещи. Должно было остаться кое-что еще. Я предположил, что некоторые вещи до сих пор находятся где-то здесь, в Двуреченске, их можно найти, если очень постараться и хорошо заплатить.
– Это через шестьдесят-то лет найти? – не выдержала Катя.
– Вещи сохраняются не только десятилетиями, веками.
– Например?
– Зеркало. Пара к тому, что я нашел в цирковых ящиках.
– Этот хлам? – хмыкнул Шапкин.
– Это для вас хлам, для меня это семейная вещь, память, если хотите знать – реликвия. Ваш ветеран намекнул мне в разговоре, что часть вещей из дома на улице Ворошилова потом, ну уже после закрытия дела, просто растащили по домам. Приходько-старший что-то себе прихватил для продажи.
– Старое зеркало? – спросил Шапкин. – В облезлой крашеной раме?
– Вы что… такую вещь где-то видели? – Симон резко обернулся к нему.
Шапкин встал, прошелся по кабинету. Катя следила за ним с напряженным вниманием. Он хмыкнул, потер подбородок. За всеми этими жестами он пытался скрыть… а может, вспомнить… Комната в квартире учителя Уткина. Диван, любовница, тусклое зеркало в простенке. Старое, таким место только на помойке, если, конечно, это действительно не семейная реликвия.
– Я чувствую… я мысли ваши читаю, – Симон внезапно вспотел. – Я… вы видели эту вещь. Точно. Видели где-то здесь, совсем недавно. Где? Скажите! Для меня это очень важно. И я… я скажу вам все, абсолютно все, чистую правду.
– А в прошлый раз, рассусоливая перед нами тот ваш фамильный цирковой эпос, ты разве не всю правду сказал? – усмехнулся Шапкин. – Ты ведь клялся-божился.
– Я… Скажите мне то, что я хочу знать, и я тоже расскажу вам, что знаю. Это обмен, честный обмен, несмотря даже вот на это, – Симон потряс скованными руками.
– Ладно. Принято. Значит, мотался на Доватора к Приходько на квартиру. Точно, есть там такие. Сам-то старик давно в могиле, а внук его в городской администрации пашет не покладая рук. Ну и поговорил ты с ним?
– Я звонил в квартиру, там не было никого. Соседка сказала, что их семья на даче, а этот, ну который молодой, приезжает поздно. Я ждал в машине у подъезда. Что называется, до упора.
– И все из-за старого зеркала? Не вешай лапшу.
– Я должен найти и еще кое-что. Одну вещь. Она где-то в городе, наверное, потому что ТАКИЕ ВЕЩИ не пропадают, не сгорают в огне, не тонут, не гниют. Возможно, если я найду эту вещь, то… с нашей семьи снимется тот страшный груз, та каинова печать, которую мы поколениями несем на себе.
– Что это за штука? Как она выглядит?
– Я не знаю, как она выглядит, но я непременно узнаю, почувствую ее, когда найду, когда увижу. – Симон был бледен. – Это не зеркало. Это… возможно, это что-то вроде амулета, ладанки, оберега, талисмана, где хранится… Где брат моего деда скрыл то, что он добыл во время оккультного ритуала, когда принес в жертву детей… тех, которых искали, а потом нашли в провале…
– Значит, по-вашему, детей своей ассистентки убил именно Симон Валенти? – Катя повторила тот свой прежний вопрос. – Но зачем? Почему? В голове даже не укладывается.
– Я же говорил вам тогда, он пытался добыть некую силу… неограниченную возможность влияния, он хотел это получить, чтобы потом использовать. С него требовали что-то подобное, понимаете? Гипноз, внушение, факирские трюки с прозрачным ящиком на арене, психологическая обработка диверсантов в разведшколе, тренинг – всего этого было уже мало ему самому и его боссам, его вербовщикам из госбезопасности. Его посылали в Париж к Седиру налаживать контакты, а тот был колдуном, оккультистом. А оккультизм – это не гипноз, не парапсихология, это игра с огнем, с адом, со смертью. И там мало способностей, мало знаний, там нужны жертвы и кровь. Дети – они всегда, во все века считались лучшей оккультной жертвой, дающей максимальный, наивысший, самый мощный результат.
– Вы хотите сказать, что ваш дед-фокусник был сумасшедшим убийцей? – воскликнула Анфиса.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
