Разведотряд еще пару раз наведывался в мертвый город.
Находок, подобных тем, что посчастливилось сделать во время первой вылазки, больше не попадалось. И все же исследования не были тщетными.
Прежде всего развалины были сфотографированы. Если‑таки посчастливится вернуться домой, то пусть уж профессиональные археологи займутся изучением руин. А то вон тартесситы, которые уже все как один увязались за разведчиками осматривать обнаруженный город, в порыве национальной гордости договорились до того, что Хоренна – это и есть сам легендарный Ат‑Алан. Центральный остров Атлантиды, на котором располагались царский дворец и главные храмы. Вроде как он первым затонул во время великой катастрофы, погубившей могущественную империю древности.
Пусть говорят. Лишь бы потом не удумали создать какую‑нибудь религиозно‑мистическую секту с тоталитарным уклоном, типа атаульфовцев, провозгласив превосходство тартесситов над всеми остальными расами и народами Геба.
Но основные работы велись вокруг люка. К глыбе снесли тросы, лебедки, домкраты и прочее снаряжение, необходимое для ее поднятия. Следовало торопиться, чтобы успеть до завершения третьих суток.
Почему так, Лайер сказать не мог. Однако не случайно же покойный Дануда‑Элмс упомянул о том, что «Титаник» должен был находиться во «временном кармане» именно три дня.
Теперь оставалось самое важное.
Разоблачить наконец неуловимого Учителя Истины и найти сосуд, о котором упоминал седой птилай'йи в разговоре с Гертой Грендель.
Сыщик вспомнил свои давешние ночные посиделки с кинодивой и криво усмехнулся. О, это было что‑то. Никогда бы не подумал, что выдержать штурм возбужденной женщины труднее, чем отбить магическую атаку. Еле утихомирил бешеную свейку «заклинанием Белоснежки», после чего та, превратившись в сонную куклу, спокойно поведала «лохматику» о своих злоключениях в руинах.
Итак, предатель и сосуд.
Отчего‑то именно загадочный артефакт занимал большую часть размышлений Кристофера Лайера. Не оттого ль, что имя преступника он уже мог назвать с уверенностью от тридцати трех до пятидесяти процентов?
Подозреваемых трое. Причем одного из них, по мнению детектива, можно было наверняка исключить. Ведь именно Уриил Айсберг поймал Элмса и притащил для публичного допроса. Именно капитан пытался добиться от целителя ответа на вопрос о некоем артефакте.
«Сридей лухот а‑брит».
Зря ты, парень, думаешь, что никто не расслышал твоего вопроса. Равно как и не понял, о чем ты спрашиваешь.
«Остатки скрижалей завета».
Хм, любопытно, что имеется в виду. Неужели те самые два легендарных камня, на которых Моисей записал десять заповедей, продиктованных ему на горе Сион самим Создателем? И которые пророк разбил, разгневанный безобразным поведением соплеменников, вернувшихся к языческой мерзости.
Кристоферу доводилось слышать, что остатки тех скрижалей были бережно собраны левитами и тщательно сберегались в Святая Святых Иерусалимского храма. Конечно, не так ревностно, как Ковчег Завета, где покоились повторно изготовленные Моисеем скрижали, но тоже весьма надежно. Потом обломки вроде бы затерялись во время одной из Иудейских войн.
Даже невозможно себе представить, какой силой может обладать подобная реликвия. Она вполне способна сделать из никудышного знахаря великого чудотворца. И защитить его от всяческих напастей. По крайней мере, от таких безобидных, как обычное сканирование магической ауры. (Еще во время первой вылазки разведотряда Лайер пытался прощупать всех троих и не добился никаких результатов.)
Понятное дело, Синедрион не пожалел бы никаких средств и сил, чтобы заполучить такую святыню обратно. Потому и послал на дело лучшего из лучших.
Значит, остаются двое.
Кто из них предатель, упоминавшийся человеком‑лягушкой?
При мысли о птилай'йи сыщик поежился.
Вспомнилась яростная атака разъяренных жабоидов, чудом отбитая. Взрывы. Крики «Спасайся, кто может!», растерянно топчущиеся на палубе пассажиры, задыхающийся в истерике человеческий поток, выливающийся с нижних палуб, люди, колотящие в двери кают‑мышеловок.
А вот они уже привыкли к этому миру.
На «Титанике» постепенно налаживалась своеобразная жизнь. Команда приводила в порядок, насколько это возможно, внутренне убранство, заделывала пробоины, возилась в машинном отделении. Ну не сидеть же им, в самом деле, и ждать неизвестно чего?
Крис поднялся на пятую палубу и двинулся по коридору.
Слуха его коснулись бормочущие голоса. Детектив не испугался и уже даже не удивился. Что‑то сделал с ним этот мир, что даже произнесенное шепотом в десятке футов от него Лайер прекрасно различал? (Да уж, легко услышать тех, кому бы можно и не внимать вовсе, и тяжело того, кого, действительно, следовало бы послушать.)
Так что сейчас он знал, о чем говорили за дверями кают. За ними молились, проклинали судьбу, размышляли о бренности сущего или просто плакали.
«Не говорят ли мужи, изведавшие истину, что входящее в ворота не есть наше достояние, а полученное от других непременно потеряется? – вещал кто‑то с явным восточным акцентом. – Но даже так рассуждать – все равно что поднимать парус в безветренную погоду. А тот, кто привязан к бренному миру и ищет смысл в житейских наслаждениях, подобен глупцу, который хочет палкой сбить луну с неба или почесать мозоль, не снимая туфли…»
Гул одобрения был ему ответом – видать, в каюте наличествовало целое собрание.
– Да, конечно, почесать туфлю, не снимая мозоли, – рассеянно пробормотал под нос сыщик.
Из‑за соседней двери слышались тихие женские всхлипы и мужское бормотание. Голоса молодые, свежие. Не иначе молодожены, отправившиеся в свадебное путешествие.
«Господи, Господи, почему же ты так жесток, Господи?! Почему человек, твое самое чудесное творение, должен так мучительно и тупо умирать? Почему эта женщина с таким нежным и хрупким телом, должна бессмысленно скончаться от голода и жажды? Господи, Господи, неужели нам больше не суждено увидеть нормальное солнце, набрать в легкие головукружащего нектара лугового воздуха? Почему моей Констанции не суждено родить и прижать к груди ребенка – моего ребенка? Господи, может, я смирился бы, может, мне было бы хоть чуточку легче, если бы после меня хоть что‑нибудь осталось!»
Еще дверь.
«Чертовы уроды! Завезли неизвестно куда, вернусь – по судам затаскаю! Убил бы всех своими руками!»
Внезапно «Титаник» вздрогнул, потом еще раз.
Корабль качнулся и просел.
Голоса испуганно примолкли.
Криса замутило, возникло чувство, что кто‑то насыпал пригоршню песка в глаза. Исполин, несущий на спине их лайнер, был чем‑то недоволен. Или у него просто «зачесалось в носу» (или еще где)?
