– Вы уверены? Даже под другой фамилией? Например, фамилией ее биологических родителей?
– Нет, это невозможно. Все дети регистрируются под фамилиями их приемных родителей. Например: Дэвид Барле, а не Лебурде. Тем не менее я уже искал, не было ли другой Авроры между 1975 и 1978 годами. Ничего не нашел.
Мне бы хотелось оказаться с ним в тот самый момент, когда он кропотливо просматривал все эти личные дела одно за другим. Поздний час, усталость… Эта Аврора могла ускользнуть от Маршадо, промелькнув перед глазами, глухая к его попыткам, готовая выгнать его из сокровенного леса сломанного детства.
Аврора Дельбар, выходит, существовала лишь на бумаге. Официально она никогда не была удочерена. Я долго не могла выйти из молчания, пытаясь найти причины, которые заставили бы людей со столь разными интересами – Луи и Дэвида Барле, Ребекку Сибони и Флоранс Дельбар – врать мне с таким единодушием.
В мою дверь вдруг несколько раз стукнули, и я резко оборвала разговор с Маршадо.
– Эль? Эль, ты спишь?
Соня.
Когда я наконец решилась открыть подруге, она тут же поведала, что навернула несколько кругов в этом квартале, прежде чем ей удалось найти мой шестиэтажный дом. Она беспокоилась обо мне. И, пользуясь своим заразительным хорошим настроением, словно бальзамом, каплющим на раны, пыталась вытащить меня из депрессии.
– Эх, не верится, что ты невеста!
– Ну да. И что?
– А то, что коли ты невеста, то выйдешь замуж, дорогая! На этот раз счастливо!
Нет ничего, в чем бы я была менее уверена. Мои шансы сочетаться законным браком с Луи теперь казались очень туманной перспективой, даже более сомнительной, чем год назад, когда я собиралась выйти замуж за Дэвида. Но у меня не было сил что-либо возразить. Этой ночью я простила Соню, зарядившись ее энергией и заразительной улыбкой.
– И что из этого следует?
– А вот что: мы все еще не отметили прощание с твоей незамужней жизнью!
Эта идея мне казалась такой же нелепой, как если бы мне предложили отпраздновать Рождество в июне. Но за следованием этой традиции угадывалось ее похвальное желание вытащить меня из океана забот, в которых она видела меня день ото дня. Почему бы не провести немного времени за бокалом вина или на дискотеке?
– Ты хочешь устроить девичник сейчас? – удивилась я.
– Да, прямо сейчас и до рассвета, как безумные, без всяких границ.
Я была подавлена, но все равно уступила, выжимая из себя показную веселость, и в конце концов убедила себя в том, что ее легкомысленная идея может излечить меня от бесконечных переживаний и размышлений, по крайней мере, этим вечером.
Соня всегда знала, какие новые модные клубы только что открылись и куда стоит пойти. В этом сезоне опять стало модно тусоваться в квартале красных фонарей, торчать в барах и клубах, где полно клиентов с определенной сексуальной ориентацией. Вот так мы и оказались в лесбийском ночном клубе на улице Фрошо, в двух шагах от Мулен Руж.
– Э… Соня, ты уверена, что это хорошая идея?
Возле входа толпились женщины всех возрастов, сгрудившиеся по парам и кучками и пьяные в стельку. Некоторые просвистели, когда мы вошли, и я даже услышала среди возгласов одно «Ням-ням!» и два «Ммм, мило!». Я чувствовала их взгляды, прикованные к нашим задницам, пока мы не исчезли из зоны видимости.
– Почему? – удивилась моя проводница. – Ты боишься, что к тебе будет приставать какая-нибудь баба?
Страх? Нет. Желание? Тем более нет, хотя я знала, что флирт со стороны женщины был бы более утонченным и лестным для такого больного эго, как у меня, нежели методы подката мужчин. В любом случае я не хотела, чтобы меня соблазнили этой ночью, какого пола бы ни был кандидат и какими качествами он бы ни обладал.
– Пойдем скорее, – увещевала меня подруга, таща в глубь заведения, – я изображу твою девушку. На крайний случай, если кто-то попытается к тебе подкатить, я тебя поцелую взасос!
Вот такой я любила Соню: естественной настолько, чтобы говорить такие вещи не краснея, непринужденно флиртуя в этой неуверенной зоне, где дружба на «ты» с желанием, но никогда не переходит к сексу.
Клуб «Каламити Джо», переделанный, закрытый и вновь открытый столько раз, что череда его закрытий и смена владельцев уже сделала его знаменитым, был заполнен элегантно одетыми тридцати– и сорокалетними женщинами. Большинство из них подчеркивали нарочитую женственность своими нарядами, прической и макияжем, иногда с помощью огромных каблуков, накладных волос и силиконовой груди. Они пустили в ход все средства, чтобы создать самый привлекательный вид, какой им могла позволить естественная красота.
Я направилась к барной стойке, но Соня потащила меня в противоположном направлении, как будто уже знала внутреннее расположение клуба – я не осмелилась спросить, была ли она здесь раньше, и уж тем более с кем.
Минуя череду лабиринтом идущих дверей и закутков, мы оказались в слабо освещенном коридоре перед множеством маленьких комнат, занятых и пустых. Чем дальше мы уходили в глубь коридора, тем более понятной мне становилось предназначение этих отгороженных комнат: в них совсем не было мебели, вместо этого на полу лежали многочисленные маты, поднятые до уровня пояса и покрытые широкими банными полотенцами. Там обнаженные женские пары, иногда в компании третьей участницы, предавались любви в симфонии жарких хрипов и сладких стонов. Не мы одни оказались невольными наблюдающими за этими сценами, поскольку, даже если любовницы запирались, можно было увидеть происходящее сквозь решетчатую деревянную дверку, по всей видимости, специально задуманную таким образом.
Озадаченная, я бросила взгляд в ближайшую комнатку, где три темноволосые нимфы со стройными телами собрались вместе по прихоти своих желаний. Мое внимание сразу же приковало то, как они меняли позы: очень плавно, так грациозно, словно танцевали балет. Кроме некоторых порнофильмов, которые я давным-давно смотрела с Фредом, я ни разу не видела женщин, занимающихся любовью. Нежность и дружелюбие, которые исходили от каждого их движения, так же очаровало меня, как и решительность, с которой они порвали с грубыми, можно сказать, жестокими отношениями, царящими в гетеросексуальных парах, за которыми мне доводилось наблюдать со стороны.
Среди них я заметила главную заводилу этого вальса. Самая старшая женщина лет пятидесяти подавала молчаливый сигнал перейти от одной позиции к другой. Она всегда брала на себя инициативу в проникновении, используя собственные пальцы, огромный фаллоимитатор или превращая в подходящий инструмент руки своих любовниц. Она решала, в какое отверстие, с какой силой и как долго.
Пока все втроем отдыхали, лежа на спине, она подвинулась, чтобы засунуть указательный и большой пальцы обеих рук в большие, раскрывшиеся вагины своих подруг, расположившихся по обе стороны от ее крупного, но удивительно худого для такого возраста тела. Лежа валетом, двое других могли, в свою очередь, соединить руки между ее ног, погружая по три пальца во влажную вагину их госпожи. Тела женщин пульсировали в сумерках в ритме их рождающегося наслаждения, и в течение нескольких долгих мгновений я была полностью поглощена этой зыбью дрожащей плоти.
