Чанов-отец любил хурму, а сын – нет. Отец полюбил ее в Абхазии, куда ездил зимой на конференции в дом отдыха РАН. А сын зимой учился в школе. Отец под 7 октября как-то принес ему хурму московскую, магазинную, сын попробовал, даже похвалил, хотя почувствовал вяжущий вкус во рту. Отец понял, что Куся соврал, и огорчился: он хотел поделиться счастьем, каким была для него спелая хурма в Абхазии. Не получилось.
Но вот – получилось же! Кузьма запрокинул голову, надкусил плод, и мед жизни, не больно-то и сладкий, но совершенный, проник в него.
Чанов-младший съел хурму и поискал глазами еще. И нашел.
Он сожрал, выплевывая гладкие плоские косточки, подряд три штуки… Насытился. И понял что-то. Про отца… сына… святого духа… причастие… Кузьма пошел к озеру, спустился с набережной прямо к воде. Слева был причал с дюжиной яхт, справа короткий волнорез, а там, где оказался Кузьма, галечный пляж с единственным деревянным, побелевшим от солнца и воды старым лежаком. Вокруг не было ни души… Нет, было две души. Два лебедя, важных и белоснежных, плавали в десяти метрах от берега, в тени волнореза.
Кузьма лег на лежак, закинув руки за голову.
Вот уж точно, пожилым он себя сейчас не чувствовал. А был сейчас Кузьма совершенно юн умом – так говорила о Чанове учительница биологии, в которую он, семиклассник, влюбился до смерти…
Солнце согрело его, он снял ботинки, поднялся с лежака и вразвалочку, с ботинками в руках пошел босиком по влажной траве газона через сад к отелю. Обулся только на каменном теплом крыльце.
Войдя в номер, Кузьма не спеша, совершенно спокойно взял свой мобильник, открыл список входящих звонков, нашел последний… да и позвонил. Соне.
И почти сразу она взяла трубку. И сразу, не здороваясь, как будто продолжая прерванный разговор, она сказала:
– Я прилечу.
– А виза?! – сразу спросил Кузьма.
Не отвечая на вопрос, она ровным голосом, как повторяет автоответчик однажды записанную фразу, проговорила:
– Я прилечу в Женефу 31 декабря ф час дня прямым рейсом из Риги.
– Хорошо, – сказал Кузьма.
– 31-го ф час дня прямым рейсом, – снова повторила она.
– Я встречу, – сказал он. И сел на кровать. Потому что Соня уже повесила трубку.
Прямо перед Кузьмой в широком и чистом окне, как картина в белой раме, сияли озеро и Альпы.
«Вот это да… – повторял про себя Чанов, глядя на самый далекий и высокий пик, возможно, Монблан. – Вот это да!»
Очнувшись, он встал и пошел в соседний номер к Блюхеру.
Дверь была приоткрыта, Чанов вошел и увидел Васю, лежащего под одеялом с книгой в руках.
Кузьма молчал, Блюхер повернул к нему голову и произнес:
– Доброе утро! Ты уже позавтракал?
– Позавтракал, – ответил Кузьма, – съел три хурмы.
– Да ну! – удивился Вася. – А кофе здесь тоже дают?
– Соня прилетает в Женеву 31 января в час дня прямым рейсом из Риги, – серьезно сообщил Чанов.
Помолчали вместе. Блюхер отложил книжку, вытащил из стоящего рядом с кроватью портфеля ноутбук и через три минуты подтвердил:
– Да, действительно, есть такой рейс… Она что, позвонила?..
– Нет, я ей, – ответил Кузьма.
– И она сама взяла трубку?.. И сама купила билет?..
Чанов кивнул.
Вася открыл черный том, отыскал нужную страницу, прочел:
– Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся…
Он значительно посмотрел на Кузьму и спросил:
– Так-то вот. То-то и оно… Дада меняется стремительно. Тебя, Кузьма, тоже узнать трудно. Но чтоб Соня Розенблюм? Никак не ожидал!.. Я, кстати, видел русский паспорт Магдалены Рышардовны, так вот, у нее фамилия написана с твердым знаком на конце, как у доктора Розенблюма на медной табличке. А ведь за жизнь сколько раз ей паспорт меняли?.. Род Розенблюмов, по-видимому, упрям и в упрямстве стоек.
– А у Сони в паспорте как? С твердым знаком? – спросил Кузьма.
– Паспорт, по которому я покупал ей билет в Ригу, чтоб она привезла маму к Магде, был просроченный испанский. А в латинице твердых знаков не бывает… Ну, ладно, пошли кофе пить. У нас еще два полных дня в запасе! – Блюхер решительно опустил ноги на пол, попав прямо в белые фирменные тапочки отеля.
Чертов мост
На галерее с окнами в сад им подали скромный завтрак: омлет, йогурт, горячий круассан и кофе со сливками. Вася мигом все съел и спросил Кузьму:
– Где же хурма?
– В саду, на газоне валяется.
– А, ладно!.. По дороге позавтракаем как следует…
– Куда едем?
Чанов готов был немедленно броситься к «Шевроле», сесть за баранку, ехать и ехать… Хотя бы для того, чтоб не ждать тридцать первого января. Чтоб оно само пришло.
– Завтра в Берн, – ответил Вася. – Кульбер позвал на открытие выставки, в которой участвует его Марго. А сегодня… на Чертов мост, к Суворову!..
Когда они уже сидели в машине, Блюхер показал Чанову факс из Церна, от Кульбера.
– Утром мне принесли в номер. Я официально приглашен на работу в CERN. Подписание контракта 1 января 2003 года в полдень. – Блюхер вздохнул и неожиданно рассмеялся. – До сих пор я был вдохновенным шабашником… Все! Крышка! Конец! Мне осталось три дня свободной жизни. – Вася заглянул Кузьме в глаза и добавил: – Предупреждаю, сегодня я буду пить водку с пивом и куражиться.
– Только на заднем сиденье, – согласился Кузьма.
Василий углубился в карту Швейцарии, прочертил маршрут шариковой ручкой и отдал Чанову, чтоб «рулил в заданном направлении» и штурмана не беспокоил. И они двинули сквозь горы, мимо озер и долин на Чертов мост.
Блюхер вел себя как деревенский рекрут перед отправкой на двадцатипятилетнюю службу царю-батюшке. В первом же придорожном кафе, где Вася решил «позавтракать всерьез», он всерьез выпил виски. Настолько всерьез, что спел трем посетителям кафе и двум официантам «Гори-гори, моя звезда». Голос лился свободно и на самых низах нотах рокотал. Ему похлопали. Потом Василий зашел в ближайший магазинчик, взял «на дорожку» дюжину пива, бутылку абсента и три больших коробки чипсов.
– На заднее сиденье! – напомнил Чанов, Блюхер послушался. Всю дорогу он там шуршал, хрумал, булькал, пел русские народные песни, городские и цыганские романсы, а также арии из итальянских опер. Иногда он замолкал и даже всхрапывал, а Чанов рулил и рулил, не глядя по сторонам, словно пожирая глазами дорогу, словно питаясь ею, как Блюхер пивом и чипсами. Только когда Васе надо было «отлить пива», или, наоборот, выпить кофе, или на развилках возле указателей, где приходилось останавливаться, чтобы сверить маршрут, Чанов видел окружающие пейзажи и погоды. Погоды менялись вместе с пейзажами. Дорога проходила все время ниже уровня снега, но на перевалах Кузьме закладывало уши и становилось холодно, иногда шел снег или дождь моросил. Перед поворотами Чанов снижал скорость, на спусках притормаживал и ни разу нигде никого не обогнал. И все-таки ехал довольно быстро. Его обгоняли, но редко. Швейцарцы, как и Чанов, придерживались единой, выбранной сразу и на всех, скорости – чуть ниже разрешенной.
