Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
– И следователю тоже показывала, – подтвердил Лужков. – И показания дала весьма подробные. Думала, это сработает. Но сегодня она вдруг поняла после нашего разговора, что Алису все равно без прямых улик могут отпустить. А раз отпустят, начнут снова копать. И рано или поздно заинтересуются опять ее мужем. И могут прийти в Факельный переулок и допросить консьержку Желткову, которая точно знает, что ту ночь Виктор Ларионов провел вовсе не дома в Новогирееве с семьей и детьми, как клялся нам. А весь мокрый, пешком, под дождем, спустя час после того, как был убит Мельников, явился в квартиру в Факельном, почти невменяемый. А еще через час с небольшим туда за ним на машине приехала она, Елена, и они покинули Факельный вместе. Понимаете, Виктор Ларионов говорит правду, что убийства своего компаньона Мельникова он не планировал – все произошло в гневе, спонтанно, по стечению обстоятельств. И дальше это стечение обстоятельств работало против него. Эта старуха-консьержка – невольный свидетель. Когда Елена поняла, что ее задумка с Алисой не удалась, она так же спонтанно, на одном вдохе, решила: надо немедленно устранить консьержку, пока на нее не вышла полиция. И она не придумала ничего лучше, как сделать из пояса своего плаща удавку. Оба раза – подручные средства: ее муж поднял камень у старого цеха, она использовала пояс. И если бы не вы, Катя, то…
Катя ничего не ответила. Лицо болело – какие разговоры? Они подъехали к ее дому. И повели ее чуть ли не под руки в квартиру. А она мечтала, чтобы они поскорее отчалили со своей болтовней, оставили ее в покое.
И можно было бы горько поплакать.
Не только от боли и синяков.
А еще и обо всем, что случилось.
Обо всех.
О Безымянном переулке.
Плакать одной, зализывая раны, забившись в нору.
Глава 50
Дождь
Но слезами делу не поможешь.
Прошла неделя. Отпуск Кати закончился, и она взяла больничный, синяки на лице заживали медленно.
Время своего добровольного уединения она решила посвятить тому, чтобы описать все события Безымянного переулка. И знала, что это не будет очерк для охочей до сенсаций газетенки, как она думала сначала. Но когда она садилась за ноутбук, ей каждый раз казалось, что она еще не осмыслила все происшедшее целиком. Что надо еще подумать.
Оплакивать и горевать легче, чем сочинять. Но Катя знала: рано или поздно она напишет историю Безымянного переулка, сотканную из множества историй. Может быть, потом, зимой, когда кончатся осенние дожди.
И дождь смоет все следы…
Нет, не прав он был, этот человек.
След всегда остается.
Сергей Мещерский приезжал через день, привозил продукты, много сладостей. Сама Катя с таким лицом по магазинам не ходила. Часто с ним наведывался и Дмитрий Лужков. Однако каждый раз оставался в машине во дворе, пока Мещерский поднимался с пакетами и сумками в Катину квартиру. Катя спрашивала: что за чушь? Почему он не идет с тобой?
Мещерский отвечал: я каждый раз приглашаю его, Дима, пойдемте, она будет так рада вас видеть. А он мне: нет, не хочу мешать вам… То есть мне… То есть нам с тобой.
Тут Мещерский умолкал, щеки его розовели, и он пристально взирал на Катю. А она трогала заживающую ссадину на скуле и багровый фингал.
Мещерский вздыхал и добавлял:
– Но он просил тебе передать…
– Да? Что?
– Все то же. Что он восхищен. Безмерно. Беспредельно.
Катя трогала распухший нос, который очень медленно приобретал свои обычные размеры.
Она видела: их дружба, возникшая в Безымянном, крепла. Вечерами Мещерский приезжал в дом на Валовой, когда Дмитрий Лужков возвращался с работы. Мещерский и туда являлся с сумками, с продуктами – чтобы не готовить одному холостяцкий ужин и есть не в одиночестве, а вот так, в компании друзей.
Пока Лужков и Тахирсултан обихаживали больного отца – мыли в ванной, меняли постельное белье, перестилали постель, – он орудовал на кухне. Затем к нему подключался Тахирсултан.
Потом они ели, разговаривали, Лужков часто просил Мещерского рассказать о путешествиях, особенно в Гималаи и Тибет. Тот рассказывал, подвирал, как водится, как все путешественники и любители приключений. Затем они открывали на планшете карту Тибета и начинали обсуждать маршрут, поездку. Считали на калькуляторе, во сколько обойдется по нынешнему курсу. Услышав сумму, Лужков плевался.
В общем, Мещерский теперь был не одинок, как и «братан участковый», и Катя считала, что хоть в этом Безымянный им всем помог.
Не знала она, что помог Безымянный и еще кое-кому.
Алису Астахову выпустили из-под стражи. И по ее просьбе ее тетка Александра однажды дождливым осенним вечером пришла в квартиру своих соседей Апостоловых.
Лиза безмятежно спала в своей комнате, и старухи уединились на кухне. Александра принесла с собой сумку – новую, дорогую, из коллекции Алисы, однако удивительно похожую на тот саквояж, из которого Аннет доставала свои пыточные клещи.
Александра открыла саквояж и начала вытаскивать из него толстые пачки денег, перетянутые банковскими резинками.
Выкладывала пачки на стол. Мать Лизы молча наблюдала за ней, следя, чтобы ни одна толстая пачка не осталась на дне сумки.
Они откупались.
Они вот так хотели закончить историю двадцатилетней давности – здесь, в Безымянном. По-соседски, тихо и выгодно для всех.
Мать Лизы долго и тщательно пересчитывала деньги в каждой пачке. Это она настояла, чтобы Астаховы заплатили наличными – без банковских карт или перевода денег на счет.
Закончив с деньгами, мать Лизы достала из старого буфета графин с водкой, настоянной по-домашнему на лимонных корках, и налила две полные рюмки.
Старухи выпили, молча, не чокаясь, подводя черту.
Лиза во сне беспокойно ворочалась. Ей снились сны.
А вот Алиса Астахова практически утратила способность спать. И не изолятор временного содержания, где она провела несколько суток, был тому виной.
Просто сон бежал от Алисы. В чем-то она была этому сначала даже рада. Но потом поняла: кошмары могут являться и без сна.
Возникать из ничего – из дождливой, слезливой, осклизлой мглы там, за окном квартиры, где крыши, крыши, крыши, крыши, крыши… Ничего, кроме крыш старых домов. Чердаков и слуховых окон, смотрящих на мир, как чьи-то темные глаза.
Крыши, крыши, крыши Москвы.
Крыши, крыши, крыши Безымянного переулка.
Таблетки от бессонницы Алиса выбросила в мусорное ведро. На полу пустой комнаты с камином и портретом над ним валялись пустые бутылки из-под белого вина дорогих марок. Алиса сидела на подоконнике в обнимку с початой бутылкой и прихлебывала вино прямо из горлышка. И грозила наманикюренным пальчиком этим бесконечным крышам Безымянного.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
