Авиация 4-го и 8-го авиакорпусов в течение 23 августа выполнила около двух тысяч самолето-вылетов, только бомбардировочная эскадра KG51 «Эдельвейс» пять раз поднималась в воздух в полном составе! При этом потери Люфтваффе оказались минимальными, всего три самолета. Среди них был Не-111 из III./KG55, который над Сталинградом был поврежден зенитным огнем, а затем добит русским истребителем. Весь его экипаж – пилот фельдфебель Гюнтер Хойер, штурман гауптман Ханс Айсманн, бортрадист унтер-офицер Гюнтер Райман и бортмеханик обер-ефрейтор Йохан Армани – пропал без вести.
В этот же день, около 14.00 по московскому времени, произошло еще одно важное событие: в разгар воздушных налетов танки Pz.III и Pz.IV из 16-й танковой дивизии достигли берега Волги севернее Сталинграда. Таким образом, Поволжье было рассечено Вермахтом на две части и сквозное судоходство по реке оказалось под угрозой полной остановки. В связи с этим нарком речного флота 3. А. Шагпков вскоре отдал приказ о прекращении движения по Волге через Сталинград. Отправленные ранее из Астрахани суда со 165 тыс. т нефтепродуктов вынуждены были повернуть обратно.
Аэрофоснимок района нефтеперерабатывающего завода в центральной части Сталинграда, сделанный немецким самолетом-разведчиком. Вверху и в центре хорошо видны уничтоженные емкости
Наутро 24 августа вид города был поистине ужасным. Опрокинутые трамваи, горящие автомашины, ряды воронок, валяющиеся повсюду куски тел и обломки зданий – все это производило удручающее впечатление на выживших. Некоторые улицы практически превратились в кучи пепла, даже асфальт обуглился и местами растекся по обочинам дорог. Сотни жителей слонялись между развалинами, одни искали воду, другие – своих родственников, третьи просто были в трансе. Кое-где бойцы МПВО пытались разбирать завалы и оказывать помощь пострадавшим, но их было так много, что большинство людей оказались предоставленными сами себе. Возить многочисленные трупы и останки на кладбища было некогда, между тем разложение на августовской жаре происходило очень быстро. Поэтому мертвых сбрасывали в большие воронки от бомб, становившиеся братскими могилами, или закапывали прямо в скверах и во дворах. Тысячи так и остались лежать под завалами. Пожары в городе отныне не прекращались.
Кроме бомб немцы буквально завалили Сталинград листовками с призывом прекратить бессмысленное сопротивление, избежать новых жертв и сдаваться. В ответ по решению горкомитета обороны на улицах началась расклейка воззваний с призывом превратить каждый дом и каждую улицу в неприступную крепость. Жителей также призывали выходить на строительство баррикад. Заканчивалось обращение словами: «Бее, кто способен носить оружие, на баррикады, на защиту родного города, родного дома!» Правда, типография газеты «Сталинградская правда» тоже была разрушена бомбардировкой, поэтому тираж воззвания оказался небольшим, и немецкой агитации на улицах оказалось куда больше. Работа НКВД, в чьи функции входил сбор листовок, также была на некоторое время дезорганизована, поскольку здание областного управления полностью сгорело, а многочисленные повреждения телефонных линий оборвали связь с райотделами милиции.
Кризис нарастает
В течение 24—31 августа Люфтваффе наносили массированные удары по железным дорогам, ведущим к Сталинграду. Только на участок Качалино – Филоново было совершено 80 налетов, в ходе которых немецкие бомбардировщики сбросили около трех тысяч осколочных и фугасных бомб. В результате движение по дорогам Сталинград – Саратов и Сталинград – Липецк было полностью парализовано. 24 августа был совершен повторный налет на железнодорожный узел Балашов в Саратовской области. Эшелоны с воинскими грузами, двигавшиеся по дороге от Тамбова к Сталинграду, непрерывно подвергались ударам авиации, особенно опасным стал участок Михайловка – Иловля. Были полностью разрушены десятки станций, выведены из строя многие километры пути. В результате солдат и технику приходилось разгружать за десятки километров от фронта. После пятидесятикилометрового марша в район Котлубань – Самохваловка части с ходу вступали в бой.
Тем временем фон Рихтхофен[100]продолжал наращивать силы на Сталинградском направлении. 25 августа на аэродром Морозовская, где уже были самолеты I./KG100 «Викинг», прибыли «Хейнкели» из I. и II./KG55 «Грайф». В течение 24, 25 и 26 августа немецкие бомбардировщики и штурмовики продолжали наносить и массированные удары по Сталинграду. В Ерманском районе и центральной части города были уничтожены 90% всех строений, была выведена из строя вся электрическая сеть, городская АТС и местные телефонные станции, разбиты все вокзалы и пристани.
Таким образом, в ходе непрерывных налетов 23—26 августа Люфтваффе разрушили практически всю инженерную инфраструктуру Сталинграда, вывели из строя все крупные, средние и даже мелкие предприятия, уничтожили две трети жилого фонда. Большинство жителей все это время не решались выходить из укрытий и сутками отсиживались в подвалах и укрытиях. О. Козырева вспоминала: «Б подвале было темно, пыльно и жарко, воды не было вообще. Но это было только начало. И на следующий день, и через день бомбежки продолжались. Начался голод. У моего маленького братика стал развиваться рахит, на теле появились шишки, ручки и ножки скрючились, животик вздулся. Он кричал день и ночь. В подвале жили крысы, они бегали по людям, кусали детей. Всех мучила жажда. Когда наконец прошел долгожданный дождь, воду пили прямо из луж:, вместе с грязью и головастиками. Многие потом умирали… Я получила ожоги и сама ходить не могла. Еще в подвале у меня лопнули барабанные перепонки, из ушей текла кровь. Мама переносила нас по очереди – сначала братика, а потом меня. Мы видели много мертвых. Возле одной убитой женщины сидел ребенок, ему было годика три. Он плакал и теребил маму за платье: „Мама, мамочка, вставай“. Он так и остался возле покойной, никто ему не помог».
Николай Рыбалкин, живший тогда в северной части города, рассказывал: «Каждый день мы узнавали о все новых и новых прямых попаданиях. В подробностях это были ужасные картины. Изуродованные и разорванные на куски тела. Или похороненные заживо под многометровой толщей земли в обвалившихся пещерах. Погибали целыми семьями. А когда случалось, что кто-то из погибшей семьи оставался в живых, то на его долю часто выпадало такое, чему не позавидовали бы и покойники». Особенно сталинградскому подростку запомнилась картина «похорон» на соседней улице. Утром пожилой мужчина по фамилии Захаров, торопясь успеть до очередного налета, побежал в карьер за водой, а когда возвращался, уже началась бомбежка, и он на месте своей щели, в которой оставил дочь с ее двумя малыми детьми, нашел только большую воронку. Весь день, не замечая рвавшихся вокруг бомб, старик собирал останки своей семьи и опускал их в выкопанную тут же, на дворе под тополем, могилу. Тела внуков и обезглавленный труп дочери он обнаружил под слоем земли в разрушенном убежище, а голову дочери долго не мог найти, пока соседка не увидела ее вечером на своем дворе.
