В этот момент там, на диване, Джоан поцеловала Майка.
– Эдна сказала мне, что именно ты доставишь мне такую радость, если я позволю тебе сделать это. – Чарли улыбнулась Винсу. – И я решила поступить именно так. С помощью Эдны и тебя я наконец-то похоронила Джеймса. Твое письмо успокоило меня. Потому что с того дня, когда я думала о нем, я уже не представляла себе, что он умирает в полном одиночестве. Твое письмо убедило меня в том, что я всегда была рядом с ним, в его сердце. До самого последнего момента.
Она повернулась к репортеру:
– Поэтому я и решила отправиться в Форт-Пирс и начала готовиться к отъезду. Прошло несколько недель, прежде чем мне удалось достать билет на поезд до Флориды. Такая возможность представилась мне не сразу. И пока я ждала счастливого дня, я обнаружила, что наша семья (о которой так мечтал Винс) будет создана даже раньше, чем я это планировала. Мы поженились сразу же после моего приезда, и я жила с ним во Флориде, пока он не закончил свое обучение. Это было самое восхитительное время, переполненное эмоциями, – призналась Чарли. – Но наше время подходило к концу, и я плакала каждую ночь, потому что не представляла себе, как я буду жить одна, без него. Понимаете, я очень сильно его любила. Но в этот раз, когда я его провожала, я все же поцеловала его на прощание.
И это действительно так и было.
Винс сидел на своем спасательном круге, а журналист принялся задавать вопросы, и все делали вид, будто не замечают, что старик несколько раз тайком вытирал глаза.
Чарли закончила свое интервью как королева. Она встала со своего места и велела журналисту оставить ее семейство в покое и покинуть ее дом.
Джоан и Майк тоже пожелали старикам спокойной ночи. При этом Майк пожал Винсу руку, а Джоан чуть не задушила дедулю в своих объятиях. Чарли проводила их до двери, и они договорились обязательно пообедать и поужинать вместе на предстоящей неделе.
Чарли и Винс снова остались наедине. Она вернулась в гостиную, села рядом с ним и взяла его за руку.
– Ну вот, теперь-то наконец ты знаешь всю правду. Но я не могу поверить, что ты прожил со мной почти шестьдесят лет и все это время думал, что…
Винс прижался губами к ее пальцам:
– Я был счастлив быть номером вторым в твоей жизни на протяжении этих шестидесяти лет.
– Может быть, мой дорогой, ты и был моим вторым мужем, но номером вторым – никогда! Я прожила с тобой чудесную, радостную и счастливую жизнь. Именно такую, какую мне предсказывала Эдна.
Винс кивнул. Да, они действительно делили и радость, и горе, но первого было значительно больше.
– Я бы не стала менять ничего в нашей жизни, – призналась Чарли.
– А я бы, пожалуй, поменял. Помнишь, я болел желудочным гриппом? – поморщился Винс, и Чарли расхохоталась.
– Хорошо, ты меня убедил. Тогда я тоже с удовольствием изменила бы кое-что. Твое отношение к покупке слухового аппарата, – улыбнулась она.
– Договорились, – кивнул он.
Она поцеловала его:
– Спасибо.
– Мне очень хочется попасть на Гавайи, – сказал Винс. – Если ты согласна…
Чарли снова поцеловала его, и на этот раз поцелуй затянулся:
– Пока ты рядом со мной, я согласна на все.
В ту ночь Сэм спал беспокойно, но его сон прервал настойчивый звонок в дверь.
– Какого?..
На часах еще не было и шести утра.
Мэри-Лу рядом не оказалось, и Сэм тут же сел в кровати, припоминая события прошедшего дня. Она оставила на кухне короткую записку. Он нашел ее поздно вечером, когда вернулся домой.
«Уехала к Джанин». Вот и все, что в ней было сказано. Ни обращения, ни подписи. Просто «Уехала к Джанин», и ничего более.
В дверь опять позвонили. Сэм свесил ноги с кровати и ловко сунул их в шорты, которые он перед тем, как лечь спать, специально положил на пол.
Это было его привычкой до того, как они поженились с Мэри-Лу. Но потом, если жена находила его одежду на полу, она неизменно поднимала ее и отправляла в стирку. Хотя его вполне устраивали джинсы, которые не требовали такой частой стирки. Просто ему было удобно надевать их прямо с пола.
В дверь начали трезвонить не переставая. Кто бы там ни был, он настойчиво требовал внимания к своей персоне.
– Слышу, слышу и уже иду! Сейчас! – крикнул Сэм и направился к входной двери, на ходу пятерней приводя в порядок волосы.
Ему стало понятно, почему Мэри-Лу решила смыться к своей сестре. Ведь вчера вечером Сэм обещал ей неизбежный серьезный разговор. Вот она и решила пока что погостить у Джанин в надежде на то, что ко времени ее возвращения он забудет об этом.
Сэм распахнул дверь и увидел на пороге мужчину, который был шире в плечах, выше и чернее, чем сам Джаз Джакетт. Руки громилы напоминали боксерские перчатки. Помимо всего прочего, он имел вставной золотой зуб.
– Лейтенант Роджер Старретт? – осведомился он.
– Да, – недоумевал Сэм, почесывая небритый подбородок.
Мужчина вручил Старретту почтовый конверт:
– Доставка на дом.
– Что еще за доставка?
Вот дерьмо!
– Эй! – окликнул он великана, но тот уже спешил к машине, припаркованной неподалеку от дома. – Что все это значит?
– Это меня не касается, сэр, – отозвался громила, не оборачиваясь.
Он сел в машину и уехал, а Сэм надорвал конверт и…
Мать твою! Оказывается, Мэри-Лу подала на развод.
Он еще раз перечитал первую строчку уведомления. Да. Именно так она и поступила.
Он присел на ступеньки крыльца и почувствовал себя более измотанным, чем вчера вечером. Странно. Ведь он сам только и мечтал об этом последние месяцы. Вернее, уже почти два года. Разве не так? Так почему он сейчас не пляшет от радости? Почему не исполняет стойку на руках?
Наверное, во всем виновата та самая записка на кухне.
Потому что Мэри-Лу навсегда уехала в эту гребаную Флориду. А не просто в гости к сестре.
И Сэму еще здорово повезет, если он сможет видеть дочь хотя бы раз в год.
А еще он не плясал потому, что всем его глупым мечтаниям о холостяцкой жизни и встречах с Алиссой не суждено было сбыться уже никогда. И это он уяснил для себя в тот самый день, когда отправился к ней в гостиничный номер и столкнулся там лицом к лицу с Максом Багатом.
Сэм вошел в дом и закрыл за собой дверь. В последнее время даже если он и выигрывал, то уже не ощущал вкус победы.
Джоан спала долго, почти до полудня.
Когда она проснулась, Майк еще дремал, и она просто лежала в постели, любуясь солнечными бликами, отражавшимися от океанской глади и играющими на его лице.
