01.07.05.
«Ура! Она приехала!
Наконец-то закончилось это невыносимое ожидание! Но все по порядку.
Утром я, по обыкновению, отправился к особняку Загурского. Однако вместо обычно запертых ворот увидел распахнутые настежь двери. Перед домом сновало множество людей, выгружавших вещи из двух дорожных колясок. Я подошел к одному из них, вышедшему со двора, и спросил:
— Скажи, любезный, приехал хозяин?
— Приехал, — подтвердил человек.
— Один, или с гостями?
— С гостями.
— А гостей много?
Он посмотрел на меня удивленным взглядом. Но я достал из кармана серебряный рубль и покрутил у него перед носом.
— Не много, — ответил человек, не отрывая зачарованного взгляда от монеты. — Пожилая дама с дочерью.
Сердце мое забилось очень быстро.
— Елагина? — уточнил я.
Человек почесал затылок.
— Это нам не известно, — ответил он с сожалением. — Наше дело маленькое: вещи в дом доставить.
— А гости? Дому уже? — настаивал я.
— Дома, — подтвердил человек. — Отдыхают с дороги.
Я бросил ему рубль, он поймал монету на лету. Я повернулся и пошел прочь.
Она приехала!
Через несколько минут мое восторженное состояние сменилось унынием.
Приехать-то она приехала, только где я смогу ее увидеть?
Вход на дачу к Загурскому мне заказан: хозяин не приглашал меня бывать у него. Явиться незваным гостем к человеку, с которым виделся всего несколько раз в жизни… нет, это невозможно.
Что же мне делать? Слоняться возле дома Загурского?
Я досадливо качнул головой и отмел это предложение.
Остается только одно: гулять по набережной в ожидании того дня, когда наши пути пересекутся».
06.07.05.
«Вот они и пересеклись.
Сегодня наконец увидел Сандру, гуляющую с матерью по набережной. Загурского поблизости не было, и я рискнул подойти поздороваться. При виде меня лицо генеральши дрогнуло.
— Вы? — спросила она растерянно. Тут же спохватилась и вежливо добавила:
— Какими судьбами, Николай Антонович?
— У меня здесь дача, — ответил я со скрытым вызовом. Пускай попробуют доказать, что я приехал сюда не для отдыха. А с какими-то другими намерениями.
— Дача? — переспросила генеральша.
Я взглянул на Сандру. Она закрывалась зонтиком от жарких солнечных лучей, выражение ее лица было совершенно непроницаемым.
— Здравствуйте, Александра Викторовна, — сказал я.
Она молча присела в неглубоком реверансе. Анна Ильинична тем временем оправилась от неприятной неожиданности и смогла продолжить разговор.
— А где же Елизавета Дмитриевна? — спросила она. — Надеюсь, вы не оставили ее в Петербурге?
— Она приехала вместе со мной, — ответил я, не отрывая взгляда от Сандры. — Но вынуждена была вернуться назад.
— Вот как? Отчего же?
Голос Елагиной становился все холодней и отчужденней.
— Ей не понравился здешний климат, — солгал я.
— Жаль, — сказала Анна Ильинична уже откровенно суровым тоном.
Я промолчал. Сандра не смотрела мне в лицо. Она следила взглядом за проезжающими экипажами.
— И вы отпустили вашу жену одну?
Я, наконец, взглянул Анне Ильиничне прямо в лицо. Зрелище было не из приятных. Давно я не встречал человека, который бы так явно показывал свое неудовольствие при виде меня.
— Я предполагал уехать с ней, но Лиза отказалась, — солгал я снова. — На даче мне работается особенно хорошо, и Лиза настояла, чтобы я остался.
— Вот как? — язвительно заметила генеральша. Я понял, что моя ложь не обманула ее. — Что ж, желаю вам всего хорошего.
Она взяла Сандру под руку и величаво двинулась прочь.
Я проводил их тоскливым взглядом. Меня не пригласили бывать в доме. Ничего удивительного: я давно попал в разряд нежелательных персон. Значит, я смогу видеть Сандру только мельком, на улице или у общих знакомых.
Впрочем, общих знакомых у нас пока нет. Елагина почти никому не представлена в Петербурге.
Что же мне делать?
Я вернулся домой в самом отвратительном расположении духа. Главным образом потому, что Сандра не удостоила меня взглядом.
— Я ей не нужен, — сказал я вслух. — Зачем я ей?
Уселся за стол, подвинул к себе лист бумаги. В последний раз я пытался что-то написать месяц назад. Но у меня ничего не вышло.
Не вышло и сейчас.
Я отбросил лист, оперся локтями о стол и спрятал лицо в ладонях. Сидел я так довольно долго. В комнату уже пришли светлые летние сумерки, когда в дверь постучали.
— Да, — сказал я, отнимая руки от лица.
Голос моей кухарки из-за двери ответил:
— Барин, вам записка.
Я встал из-за стола и пошел к двери, ускоряя шаг. Записка? Неужели от нее?
Я открыл дверь и столкнулся взглядом с кухаркой, опрятной пожилой женщиной. Она была единственной оставшейся в доме прислугой.
— От кого? — спросил я, принимая запечатанный конверт без адреса.
— Не знаю, — ответила кухарка.
— А кто принес?
— Мальчишка какой-то.
— Что ж ты его не расспросила? — спросил я с досадой. — Может, записка не ко мне?
Кухарка развела руками.
— Не успела! Суну мне конверт, сказал для «барина», да и был таков!
— Хорошо, ступай, — сказал я и закрыл дверь.
Вернулся за стол и покрутил конверт в руках. Наконец решился и вскрыл его.
Записка была действительно адресована мне. И написала ее не Сандра, а ее маменька.
Записка была сухой и короткой. Вот она:
«Николай Антонович! Прошу Вас быть завтра в пятом часу на набережной. Мне нужно в сами поговорить. Анна Ильинична».
Я медленно сложил записку и сунул ее обратно в конверт.
Знаю я, о чем будет этот разговор. Может, не пойти?
Хотя почему я должен уклоняться от разговора? Разве я сделал что-то дурное, приехав на собственную дачу? Разве кто-то может решить за меня, когда я должен бывать в собственном доме?
Совесть, однако, не удовлетворилась пустыми отговорками и забросала меня упреками».
07.07.05.
«Весь день был отравлен ожиданием неприятного разговора. Однако я не поддался трусливому искушению избегнуть его. Оделся тщательней, чем обычно, и отправился на набережную к указанному генеральшей часу.