– Уходи, Джек! – закричала Полли. – Беги! Уходи!
Но бежать было уже поздно. Джек убил человека: окровавленный труп лежал у его ног, а за его спиной уже явственно вырисовывались стражи закона. Среди пронзительного звона сигнализации он различил слабые звуки полицейской сирены. Машина наверняка уже поворачивала на улицу. Все пути к бегству были отрезаны. Да, разумеется, он убил Питера в целях самозащиты, но все равно потом начнется полицейское разбирательство. Даже если Полли его не выдаст, – хотя какие у нее были для этого основания? – даже если она не расскажет про факт покушения на ее собственную жизнь, вся история их прошлых отношений немедленно всплывет наружу. Вокруг его имени начнутся подозрения и пересуды. Почему он находился ночью в ее квартире? Почему он взял с собой пистолет? Вопреки объяснениям Джека, разрешение носить в Лондоне оружие американские военные получали совсем не так просто. В лучшем случае карьера Джека закончится самым жалким и позорным образом, в худшем – его посадят в тюрьму за убийство. Какая грязь.
На лестнице послышался истошный женский вопль. Весь дом уже был поднят на ноги.
– Беги, Джек! – безнадежно повторяла Полли. – Уходи! Уходи сейчас же!
В этот момент он любил ее еще больше, чем прежде. Он пришел сюда, чтобы ее убить, – и все равно она продолжала заботиться о нем. Такова была сила любви, любви, которую он предавал всю свою жизнь, любви, которую он пытался убить этой ночью. Но он потерпел полное поражение, и не в его силах было победить любовь.
Полиция уже стояла у входных дверей. Через минуту они будут здесь.
– Я люблю тебя, Полли, – сказал Джек. – Но я тебя не стою и не стою доверия моей страны. Я не выполнил свой долг и бросил тень бесчестия на все, что любил.
Потом, как древнеримский полководец, Джек упал на свой меч. Он поднес пистолет к виску и нажал на курок. Когда его тело повалилось к ногам Полли, она попыталась закричать, но голос ей изменил. Все, что ей оставалось, это безмолвно произносить его имя.
57
«Ее милость» заключила со своим мужем тревожное перемирие. Она не бросит его в беде, даже пойдет ради него на ложь, но в ответ он обещал, что тот грязный маленький инцидент будет в его жизни последним. Он даже попытался ее поцеловать в знак благодарности, но к такому повороту событий она еще не чувствовала себя готовой.
Они только что заказали себе кофе, когда в дверь столовой постучали.
– Я просил, чтобы меня не беспокоили! – произнес муж «Ее милости», когда его первый секретарь вошел в комнату.
– Я очень извиняюсь, господин президент, но в Госдепартаменте решили, что вам следует об этом узнать как можно быстрее. Боюсь, что из Лондона пришли не очень хорошие новости. Генерал Джек Кент, кажется, покончил жизнь самоубийством. Похоже, речь идет о любовной истории. В тот момент он находился в квартире одной англичанки. Там же был обнаружен другой труп. Я думаю, что все детали мы разузнаем в самом скором времени.
Президент и первая леди были потрясены. Они оба хорошо знали Джека. «Ее милость» в особенности поддерживала знакомство с Котни Кент и теперь могла только глубоко посочувствовать ее переживаниям.
– Я сама позвоню Котни, – сказала она и оставила президента наедине с его помощником.
– Меньше всего я ожидал этого от Джека Кента, – сказал верховный главнокомандующий. – Мы собирались продвинуть его на пост главы Комитета начальников военных штабов.
Президент был искренне огорчен, услышав новость, но все равно он прежде всего оставался политиком. Он сразу же заметил, что, с его точки зрения, в этой трагедии, пожалуй, была и хорошая сторона. Самоубийство Джека станет грандиозной сенсацией, особенно если окажется, что в этой истории есть сексуальная сторона. Внимание средств массовой информации будет переключено с личных проблем президента, что следовало всячески приветствовать.
– В настоящее время нам надо сделать из происходящего практические выводы, – добавил президент. – Событие, безусловно, наносит сильный удар по армии. Мы должны восполнить эту брешь, и как можно быстрее. Господи, неужели мы не найдем в наших рядах ни одной пары чистых рук?
Несколько дней спустя, к своему полнейшему ужасу и малодушному потрясению, генерал Шульц, нерешительный коллега Джека, чья карьера тенью следовала за его карьерой все эти долгие годы, был назначен главой Комитета начальников штабов. Он оказался единственным высокопоставленным офицером в вооруженных силах, кто никогда не совершил ни одного предосудительного или подозрительного поступка. Причина такой чистоты заключалась, разумеется, в том, что генерал Шульц никогда ничего не совершал.
Два года спустя имя генерала Шульца появилось в списках потенциальных претендентов на президентское кресло, причем по той же самой причине.
– Это не тот случай, когда кого-то интересует, чья квалификация выше, – позволяли себе высказываться вашингтонские политические брокеры. – Это тот случай, когда вероятность дисквалификации наименьшая.
58
Несмотря на ужасные воспоминания той ночи, Полли решила не менять свою квартиру. Вначале, по первому побуждению, она собиралась это сделать. Образ мертвого Клопа, истекающего кровью на ее полу, нельзя было отнести к числу приятных воспоминаний. Но в конце концов она пришла к выводу, что Клоп не должен вмешиваться в ее жизнь ни при каких условиях. Она всячески противилась этому, когда он был жив, и уж тем более не собирается позволять ему это делать теперь, когда он умер. Кроме того, нельзя забывать, что в этой же квартире умер Джек, и, несмотря на всю чудовищность его намерений, Полли решила оставаться хранительницей его памяти.
В течение долгих недель, прошедших после той ночи, Полли пыталась примириться с тем, что с ней произошло. Это было нелегким делом. Тогда умерли три человека, и хотя она прекрасно знала, что не виновна ни в одной из этих смертей, все равно не могла не чувствовать за них свою ответственность. Молочник особенно отягчал ее совесть. Он умер от руки человека, который был одержим ею. Даже теперь Полли оставалась классической жертвой маньяка, чувствуя свою вину и принимая всю ответственность на себя. Если разобраться, то, по существу, она несла не большую ответственность за сумасшествие Питера, чем бедный молочник, но ее совесть нашептывала ей совсем другие ответы. Она написала письмо семье молочника, в котором выражала сожаление по поводу случившегося, и получила вежливый, но не очень дружелюбный ответ. Она написала также матери Клопа, выражая ей свою симпатию и благодарность за вызов полиции. Та ей не ответила.
К тому же оставался Джек. Ее личное горе уже не могло быть ее частным делом. Его смерть и роман с Полли превратились во всеобщее достояние. Все, что так долго хранилось в ее душе как самое драгоценное личное воспоминание, теперь стало мировой новостью. Как американские, так и английские журналисты толпами зачастили в Стоук-Ньюингтон, как военизированные отряды захватчиков. Особенно старались британцы: не так уж часто история, заполонившая собой первые полосы американских газет, имела истинно британские корни. Полли могла бы сделать себе на этом деле целое состояние, но вместо этого она решительно отклоняла все просьбы об интервью. Кое-что, однако, удалось выведать пронырливым журналистам. Они выследили даже Зигги, который жил теперь в приюте в Энглизи. Он рассказал им то малое, что мог вспомнить, в обмен на семь пинт сидра и унцию листового табака. В конце концов ажиотаж вокруг этой истории пошел на убыль, и в квартире Полли телефонные и прочие звонки раздавались все реже и реже до тех пор, пока не смолкли совсем. Полли наконец была оставлена в покое.
