— Тедди! — позвала она. — Тедди! Не ешь мои вафли! — Тедди было всего три года.
— Кэмми? — с тревогой в голосе окликнула ее Трейси. — Кэмми, солнышко?..
— Нет, нет, нет, нет, нет, — забормотала Кэмми. — Я не хочу.
— Кэмми?..
— Тед не запомнит меня как хорошую сестру, мама, — произнесла Кэмми сквозь странные всхлипывания без слез, которые теперь были у них всех вместо плача. Ее речь звучала неотчетливо. — Он всегда будет думать, что я была завистливой стервой. А ведь я и в самом деле ею была. Ведь правда, мама? Я действительно завидовала Теду, потому что он был вашим, а я нет... Тедди теперь уже взрослый.
— Кэмми, давай-ка встанем и попьем воды, малышка. — Неожиданное соскальзывание дочери в детство не умилило, а встревожило Трейси. Неужели все эти переживания отразились на мышлении Кэмми? Это безвозвратно или просто от обезвоживания? — Ты знаешь, где мы? Кэмми?..
— Дома? — Дочь упорно отказывалась открыть глаза, чтобы не видеть солнца, предательски, как хищник, вползающего в открытую дверь.
— Где мы, Кэм?
— Мы... Нет, нет, нет, нет, нет... Я знаю, где мы, мама. Я знаю. Мы посередине океана, и Ленни умер, и Мишель умер, и тот, другой мальчик, умер, и тетя Холли... Мам, я тоже хочу умереть.
— Нет, не хочешь.
— Нет, хочу. Мама, мы все равно умрем. Мы умрем, правда? Скажи мне, мама.
— Ты не умрешь, Камилла.
— Тетя Холли умрет. А потом я убью Оливию. Я убью ее своими руками.
— В смерти Холли не будет вины Оливии. Она к этому не имеет никакого отношения. Разве что еду зажала. Я думаю, у тети Холли что-то вроде заражения крови. И антибиотики не смогли с этим справиться.
— Я ненавижу Оливию.
— Не надо. На это уходит слишком много сил. Смотри на нее с этой точки зрения. Она не стоит того, чтобы расходовать на нее хоть сколько-нибудь энергии, — убеждала Трейси дочь.
— И все-таки скажи, почему она так поступила с нами?
— Кэмми, мы находимся там, где находимся. Если мы не хотим, чтобы это изменило нас, если мы хотим, чтобы это стало лишь дополнительным уроком, преподанным нам жизнью, так и будет, понимаешь? Твой прадедушка, мой дедушка, жил в Италии во времена Муссолини. Он был тогда маленьким мальчиком. Он видел, как борцов за свободу ставили к стенке, украшенной необыкновенными фресками великих мастеров, и расстреливали. Кэмми, твой отец — Джеймс Кайл, а вовсе не случайный партнер Оливии. Его бабушка и дедушка жили в Голландии. Все голландцы ходили в желтом в поддержку евреев. Кайлы тогда носили фамилию Конклинг. Твой дедушка сменил фамилию. Ему казалось, это звучит круто, по-американски, как в одной из популярных песен. Дедушка Локкарио был пожарным. Твои предки были смелыми людьми... Кэмми, — не останавливаясь, говорила Трейси, а сама думала: «Бог ты мой, в своем привычном состоянии Кэмми сейчас расхохоталась бы мне в лицо, насмехаясь над моими рассуждениями».
— Но это не так, мама. На самом деле меня родила сучка, а не смелая женщина. Я была эгоисткой, отвратительно и подло относилась к своему брату, моему чудесному младшему братишке, который любил меня всю мою жизнь. Теперь я знаю, в чем причина: мы с ней родня.
— Нет, твое поведение объясняется тем, что у тебя внутри ядерный реактор, Кэмми. Ты все чувствуешь очень остро, всем своим существом. Гнев на меня. Раздражение на Теда. Восхищение папой. К Мишелю — любовь, желание. Абсолютно все.
Кэмми опять начала плакать.
— У меня будет еще один шанс, мам? — Она коснулась своей щеки. — Ты вымыла меня, мам, теперь я помню. Спасибо, мам. Но мое лицо сухое. Почему я не... Почему я не могу плакать?
Трейси молчала.
Она поднялась наверх за кувшином воды, которую Кэмми терпеливо приготовила накануне. Кувшин был пуст. Подавив приступ отвращения, она налила дочери полстакана вина.
Шэрон пообщалась с гондурасским пограничником, который говорил на безупречном английском. Он задержал некоего Эрнесто Флореса, дрейфовавшего в украденной лодке милях в пятидесяти от устья Чолутеки[83]. Его не стали избивать, а всего лишь доставили на берег и после допроса передали в руки местных властей. Мужчина признался, что занимался контрабандой, и заявил, что его принуждал к этому американец, на которого он мог бы указать, если бы власти организовали ложную передачу наркотиков. Он бедный человек, вынужденный долгое время содержать больную жену, теперь уже покойную, и многодетную семью его двоюродного брата Карло. Он не владеет грамотой, а безграмотному человеку найти работу очень трудно. Какой-то американский юноша предложил ему заниматься продажей наркотиков, пообещав, что Эрнесто сможет привезти домой много тысяч американских долларов. Он никогда прежде ничего подобного не делал. Когда ему задали вопрос относительно опалов, обнаруженных у него в карманах, Эрнесто заявил, что их ему дали какие-то женщины со сломанной яхты. Они отдали их ему добровольно, после того как он помог спасти их жизни от своего кузена Карло, попытавшегося ограбить и изнасиловать американскую девушку. Он, Карло и американский юноша обнаружили девушку, ее мать и еще одну женщину где-то между Санто-Доминго и Гондурасом. Эрнесто подрался с ними обоими и в конце концов был вынужден применить оружие, выданное ему человеком, которого они называли Шеф. У него самого никогда не было оружия. Несколько его родственников явились на территорию военной части, чтобы подтвердить, что Эрнесто говорит правду.
Дженис слушала, пока Шэрон отмечала на карте участок, где в последний раз видели «Опус».
Шэрон воскликнула «Браво!», когда гондурасский офицер сообщил ей, что флот Гондураса будет сотрудничать с береговой охраной США по оповещению судов и посылать спаса-тельные катера на розыски «Опуса».
— Это уже кое-что! — продолжала Шэрон. — Реджин, поворачивай эту посудину на запад. Мы можем найти их уже завтра, если будем плыть всю ночь. А они, возможно, обнаружат их раньше нас. Я надеюсь, что так и произойдет. Но было бы здорово, если бы «Опус» нашли именно мы. Ты понимаешь, Дженис? Мы знаем, что менее суток назад твоя сестра и ее дочь были живы!
— А твой друг?
— Ленни он не упомянул. Этот человек, перевозивший наркотики, рассказал только о женщинах. Ну, как и предполагал Реджин, Ленни мог быть... связан, например, или агент просто ничего о нем не сказал. В любом случае мы очень скоро все узнаем.
Шэрон старалась не падать духом и не показывать своей удрученности этой симпатичной молодой женщине. Она знала, что Ленни мертв. Он никогда и никого не пустил бы на борт «Опуса». От рассказа пирата за километр несло ложью. Опытную капитаншу пугало то, что их ожидало на яхте Ленни, если они действительно ее найдут. Но Шэрон Глиман всегда доводила начатое до конца. К тому же она чувствовала себя обязанной Мехерио и этому чудесному мальчику Мишелю, который называл ее «мадам» и был членом их сообщества. Да, их гибель будет ощутимой потерей для всех, кто бороздит бирюзовые воды плавно переходящих друг в друга морей. Конечно, всегда есть место случайности. На Карибах часто происходят необъяснимые вещи. Может, именно сейчас Ленни направляется домой. А Мишель мог просто лежать на дне лодки, измученный палящим солнцем, но живой.
