Аббат откинулся в кресле и закрыл глаза. Семь лет назад он еще не был руководителем этого проекта, а значит, мог смело ставить перед советом вопрос о шпионаже. Амбруаз Беро оказался двойным агентом. Это было чертовски хорошо.
Но еще лучше было другое. Аббат хорошо знал финансистов и не верил в их альтруизм. Вряд ли Кабаррюс и впрямь выражал мнение некоего мирового сообщества.
Аббат рассмеялся и сказал сам себе:
— Придумают же такое!
Скорее всего, опытный спекулянт просто искал способ войти на безграничный рынок новой республиканской Франции — сам, лично. Значит, никто из трехсот сильнейших людей мира может ничего еще не знать.
Настроение у Аббата поднялось, и он кинулся листать досье Кабаррюсов.
— Хочешь поиграть со мной? С удовольствием! Вот она! — Аббат замер и тихо засмеялся.
Ему в голову только что пришла изумительная идея.
— Как ты сказал? «У вас попросту нет ресурсов?»
Только теперь он вполне оценил слова, сказанные однажды Спартаком: «Человек отличается от свиньи тем, что не просто пожирает ресурсы. Он их сначала создает! Иногда из ничего». Терезия и такие дамочки, как она, рассеянные по всей Франции, и были новым ресурсом Аббата, созданным буквально из ничего. Если он возьмет всех дочек и жен последних сколько-нибудь значимых людей Франции, то он ухватит их всех за горло. Или за кошельки, что то же самое.
Мария-Анна видела, что напряжение нарастает день ото дня. Начались какие-то странные аресты. Причем якобинцы брали почему-то женщин, как правило, имеющих вес благодаря мужьям и отцам. Когда прошел слух, что взяли Жозефину Богарне, Мария-Анна вдруг остро осознала, что эта волна может коснуться и ее.
Но думать о себе было некогда. Следствие над откупщиками стремительно летело к завершению. 8 мая начался суд.
Все проходило именно так, как и предсказал отец, старый, битый пройдоха Жак Польз. Люди говорили, что одного из откупщиков, видимо доносчика, отпустили на все четыре стороны еще в Консьержери. Само собой, без всяких объяснений был освобожден Вердан, тесть некоего видного революционера. В ходе суда еще три дела были выделены в отдельное производство. Видимо, эти обвиняемые на деле доказали Дюпену свой патриотизм.
Мария-Анна заставила себя прийти в зал заседаний, немного постояла там, но ничего неожиданного не увидела. Якобинский суд попросту пропустил процедуру сбора доказательств, видимо, за неимением таковых. Да и прения сторон были странными. Судьи оживленно пересмеивались, периодически затыкали рты бывшим откупщикам. Все закончилось лозунгами о степени вины этих вампиров, аморальности таких людей и страдающей Франции.
Решение суда свелось к двум пунктам: взыскать деньги даже с мертвых, точнее с их семей, и казнить всех. Антуан исключением не стал.
Говорили, что делегация лицея искусств перед самым судом наградила Лавуазье золотой короной за особые заслуги. На просьбу Антуана о помиловании судья, некий Дюма, ответил, что республика не нуждается в ученых. Но Мария-Анна достоять до этого момента просто не смогла. У нее не было сил.
Казнь двадцати восьми приговоренных заняла тридцать пять минут. Всех похоронили на так называемом кладбище уродов. А на следующий день началась конфискация всего того, что у мадам Лавуазье еще оставалось.
Охотника спасли двуствольные пистолеты. Хесус и его люди о таких и не слышали. Но три пули он все же получил. Охотник видел, как уезжали женщины. Он даже успел бы их задержать. Сил пока хватало, но смысла не было.
Охотник знал о кровопотере все, а потому не строил иллюзий и занялся главным — собой. Чтобы остановить алую кровь, бьющую фонтаном, он туго, надежно перетянул предплечье, которым прикрывал от выстрелов торс, достал документы тайного агента и двинулся прямиком в местную мэрию.
Уже через час его свели с нужными людьми. На дороги, ведущие в Испанию, были высланы дополнительные силы. Лекари вытащили из него все три пули.
Охотник понимал, что преследователь из него никакой, пока не зарастут порванные сосуды, поэтому принял таблетку опия и сел за подробный отчет Аббату. Он вовсе не был уверен в том, что женщины отправятся именно в Испанию. Они могли испугаться и двинуться по запасному адресу, согласованному с Адрианом. У них даже хватило бы глупости вернуться в Бордо.
Он еще раз оценил свое состояние, ущерб, нанесенный ему охранниками семьи Кабаррюс, и нехотя признал, что из строя выбыл. Ненадолго, но все-таки!..
В Бордо Анжелика и Терезия приехали быстро и беспрепятственно прошли через посты. Имя Марка-Антуана Жюльена оказало на патрульных должное впечатление. Но этот молоденький смазливый комиссар сразу не понравился Анжелике.
— Милая, вы же знаете, что мое сердце принадлежит вам, — ворковал он, едва не подпрыгивая вокруг Терезии. — Но бросить все дела… так внезапно!..
— Нам нужны паспорта, Марк-Антуан, — усилила напор Терезия. — Или ты нам помогаешь, или я займусь этим без тебя.
— Но в Бордо это невозможно! — манерно воскликнул комиссар. — Нам придется ехать в Орлеан или Париж.
— Ты отправляешься с нами? — сухо поинтересовалась Терезия.
Конечно же, он поехал, сразу же, в одной карете с ними. Это был ад. Жюльен не умолкал ни на минуту. Он декламировал стихи, поминал Горация и Плутарха, периодически хвастал письмами Робеспьера, прочел целую лекцию о свободе. Потом этот балабол застрял на теме отношений мужчины и женщины, и Анжелике очень захотелось заткнуть уши.
— Свободная женщина — это воительница, республиканка, сбросившая цепи деспотизма и тирании, — стрекотал он, сально поглядывая на Терезию и придвигаясь все ближе к ней. — Вам, милая моя, следует решительно порвать с аристократическим прошлым, недостойным вас!
— Уже порвала. — Терезия улыбнулась как можно искреннее, но получилось это у нее не очень убедительно. — Как только села в эту карету, так и порвала.
— А вы, гражданка Буайе-Фонфред! — Комиссар повернулся к Анжелике. — Как вы собираетесь рвать?..
Анжелика не выдержала, повернула голову и продемонстрировала ему затылок.
— Мне мое прошлое, гражданин комиссар, вместе с волосами оттяпали. Нечего мне уже рвать.
Их не спасали даже остановки в гостиницах. Комиссар Жюльен тут же принимался ломиться в номер Терезии, громогласно оповещая весь коридор о своих в высшей степени серьезных и достойных намерениях.
— А ты говоришь, Тальен — чудовище, — печально проронила Терезия, оставшись один на один с Анжеликой.
— А он действительно чудовище, — тут же уперлась та.
Старшая подруга вздохнула и заметила:
— Тальен хотя бы мужчина.
А потом они прибыли в Орлеан и застряли там. Жюльен каждый день бегал по инстанциям, но у Анжелики не сложилось впечатления, что комиссар и впрямь пытается что-то сделать. Ни его высокое звание, ни близость к гражданину Робеспьеру почему-то не помогли решить вопрос, и паспортов не было.
