И хотя почти все, кроме слухов о смерти отца, в рассказах монаха о покойной тетушке совпадало, Эллена не могла избавиться от сомнений.
Скедони, казалось, ничуть не расстроило, что девушка считает своего отца умершим, однако, когда Эллена спросила его, жива ли ее мать, монах снова пришел в неописуемое волнение. Эллене невольно вспомнились скупые слова тетушки о несмываемом позоре, легшем темным пятном на имя отца.
Понемногу успокаиваясь и приходя в себя, она снова и снова возвращалась к тревожившей ее мысли: почему Скедони появился в ее комнате глубокой ночью, когда она уже спала? Эта мысль напомнила ей об их внезапной встрече на берегу, когда она заподозрила в нем подручного ненавистной маркизы. Теперь она гнала от себя эти подозрения, ибо ей хотелось верить, что Скедони, согласившись выполнить волю маркизы и разлучить Винченцо с его возлюбленной, не подозревал, что речь идет об Эллене, его дочери. Здесь же, узнав от ее похитителей или же от Спалатро обстоятельства ее похищения, а затем увидев ее, он стал мучиться догадками и, чтобы проверить их, решился навестить ее в столь поздний час.
Так, утешая себя подобными предположениями, она вдруг заметила на полу видневшийся из-под края полога кинжал. Подняв его, она с ужасом осматривала зловещее орудие убийства, и страшные подозрения об истинной цели визита Скедони более уже не вызывали у нее сомнений. Но так длилось лишь мгновение, подозрения были слишком ужасны, и бедняжка снова была готова поверить, что убийство замышлял разбойник Спалатро, а монах ее спас. Проведав о злых кознях Спалатро, он поспешил к ней на помощь и тут неожиданно узнал, что спас от смерти собственную дочь. При этой мысли слезы благодарности выступили на глазах измученной Эллены, и сердце вдруг забилось ровно и спокойно.
Скедони тем временем, запершись у себя, предавался иного рода раздумьям, однако не менее мучительным. Преследуя Эллену по злому наущению маркизы, он, оказывается, преследовал собственное дитя и этим готовил тяжкие страдания не только невинному созданию, но и себе. Каждый шаг, который, казалось, должен был приблизить его к исполнению заветных желаний, был губителен для него самого. Пытаясь предотвратить брак Винченцо ди Вивальди с Элленой в угоду маркизе, он посягал на собственную судьбу. Родство с известнейшим семейством ди Вивальди могло быть лишь пределом его возможных мечтаний и не шло ни в какое сравнение с его жалкими попытками добиться с помощью маркизы какого-то сана. Таким образом, все преступления волею судьбы обращались против него.
Скедони прекрасно понимал, какие непреодолимые трудности ждут молодых людей, прежде чем они смогут сочетаться браком, но теперь он готов был помогать им с тем же рвением, с каким прежде мешал им. Необходимо, разумеется, добиться согласия маркизы, от которой многое зависело, ибо, если брак будет заключен без ее согласия, Скедони едва ли может рассчитывать на дальнейшую благосклонность маркизы. Он почему-то был уверен, что ему удастся склонить маркизу дать свое согласие на брак, хотя для этого потребуется время. Чтобы не откладывать бракосочетание, он, пожалуй, даже был готов пренебречь чувствами маркизы. Если маркиза проявит упрямство, он сам соединит руки молодых, а ей недвусмысленно даст понять, что слишком много ее мрачных секретов ему известно. Пожалуй, теперь ему казалось, что согласие маркизы не так уж важно.
Первым шагом в осуществлении его планов должно стать освобождение Винченцо из рук инквизиции, в казематы которой он сам его заточил. Он знал, что неявка на суд инквизиции лица, выдвинувшего обвинение, даст подследственному право требовать своего освобождения. Кроме того, Скедони надеялся, что может похлопотать об освобождении Винченцо, если обратится к одному влиятельному лицу в Неаполе, имеющему связи с римским Верховным судом инквизиции. Сколь ненадежны были эти упования, время вскоре покажет Скедони. Теперь же, строя планы, как добиться свободы для молодого ди Вивальди, он беспокоился прежде всего о самом себе. Он со страхом думал, что тот, оказавшись на свободе, немедленно начнет поиски Эллены, и тогда все откроется. К этому времени он должен надежно спрятать Эллену по крайней мере на несколько недель. Пытки инквизиции и заточение должны на какое-то время притупить чувства Винченцо к Эллене, и он не сразу начнет ее разыскивать.
Скедони не забыл оскорблений, нанесенных ему юношей в церкви Святого Духа, и это тоже играло немалую роль в том, что он не спешил благоприятствовать скорейшей его встрече с Элленой. К тому же ему нужно было время. Он собирался все устроить так, чтобы еще больше обязать маркизу и заставить ее считать Скедони спасителем ее сына от рук инквизиции, а не лицом, повинным в лживом и коварном доносе.
Для того чтобы отдать Винченцо в руки инквизиции, Скедони достаточно было написать анонимный донос и точно указать местопребывание обвиняемого. Что он и сделал. А теперь, не явившись на суд, он даст шанс Винченцо быть отпущенным, а если он еще похлопочет о нем в Неаполе, то у маркизы и самого Винченцо не будет никаких оснований считать его причастным к тому, что постигло юношу.
В успехе своего плана он отводил немалую роль помощи видного лица из Неаполя, с которым имел возможность уже встречаться. Именно в одну из таких встреч ему удалось познакомиться с официальным текстом ордера на арест тех, кого подозревали в ереси. Обладая отличной памятью, он запомнил текст дословно. В сущности, тогда-то и родился план наиболее быстрого и легкого устранения Винченцо на продолжительное время. Скедони сам сочинил приказ об его аресте, произведший такое сильное впечатление на старого священника, доселе никогда не видевшего документа инквизиции. План удался. Винченцо был арестован и передан в руки инквизиции, Эллена похищена и увезена на глухое побережье Адриатики. Теперь же его хитроумный план грозил повернуться против него самого и требовал от него новых и решительных действий.
Первой его заботой было отвезти Эллену в Неаполь. Не собираясь никому, кроме Эллены, открывать сейчас тайну своего отцовства, он, однако, не мог сопровождать Эллену в одежде монаха и не решался поручить это кому-либо другому. Время торопило его, и он не мог более оставаться здесь, так же как и Эллена. Скедони с тревогой смотрел на брезжущий рассвет в окне.
Наконец решение было принято: он сам будет сопровождать Эллену через густые леса предгорий и в первом же городке сменит монашескую рясу на платье горожанина. А затем благополучно доставит Эллену в Неаполь или же в один из монастырей в его окрестностях.
Приняв это решение, он, однако, не успокоился и не пожелал отдохнуть. Его нечистая совесть не давала ему покоя. Теперь его мучила мысль, что Эллена могла догадаться об истинной цели его ночного визита. Он мысленно перебирал варианты того, что скажет ей, если его опасения оправдаются, и как убедит ее в своих добрых намерениях.
Близился час назначенного отъезда, а он все еще не решил, как объяснить все Эллене.
Однако он уже дал Спалатро распоряжение достать в рыбачьем поселке лошадей и договориться с проводником. После этого он наконец поднялся к Эллене. Этот визит стоил ему усилий. Каждый шаг по коридору или лестнице напоминал ему об ужасной ночи. Но когда он наконец снял дрожавшей рукой засов, открыл дверь и вошел в ее комнату, лицо его было строгим и спокойным, лишь голос мог выдать его волнение.
