- Идемте, Настя.
И я пошла. Сжимая в руках кухонный нож...
Мелкий вывел нас на поверхность.
Он сам, похоже, переживал случившееся - трясся и, кажется, плакал. О ком? О Сабнэке? О Венике?
Когда прощались, он забрал у меня нож:
- Вам незачем... На этом ноже много всякого нанизано!
Объясняй потом... Да и кто поверит?
Юзеф вел меня к тому месту, где Веник припарковал машину. Ольга бессильно висела у него на руках, словно зарезанный ягненок... Я смотрела на ее склоненную головку и думала... Думала, смогу ли я когда-нибудь перестать бояться ее?!
- Юзеф... Ольга привела меня к ним. И она хотела меня убить. Если бы Веник не... Она бы убила меня, - сказала я, когда мы сели в машину.
Юзеф был страшно бледен, глаза - больные, левое веко дергалось - нервный тик? - руки дрожали, никак не мог попасть ключом в зажигание. Но голос его, когда он мне ответил, был спокоен и тверд.
- Настя, я только что потерял сына. Я похоронил жену и дочь. Ольга единственное, что у меня осталось! Ольга - и вы... И, если мне понадобится вместо репетиторов и гувернанток нанимать для нее психиатра и тюремщика пусть будет так! Я все выдержу... И у меня хватит духу смотреть правде в глаза. Сейчас она еще ребенок... несчастный, безумный, преступный ребенок! Возможно, что-то изменится с годами, если мы увезем ее далеко отсюда, если она будет видеть вокруг себя только добро, общаться с нормальными детьми... Если нет - я найду для нее хорошую клинику в Швейцарии. У меня хватит средств. Но даже в этом случае - мы с вами будем жить неподалеку, чтобы я мог видеть ее каждый день... Чтобы я мог продолжать надеяться!
- Мы с вами?
- Но вы же не оставите меня?
Я не ответила, да он и не нуждался в моем ответе. Завел машину и вывел ее из переулка. И мы поехали...
Навстречу новой жизни?
По приезду домой я выкупала Ольгу - как всегда! только теперь мне не хотелось поцеловать ее или приласкать украдкой, потому что, несмотря на все доводы рассудка ( она - ребенок! - несчастный, искалеченный, больной ребенок, она не ответственна за свои поступки! ) я чувствовала, что никогда не смогу забыть того, что случилось... Никогда не смогу простить.
Потом я готовила кофе для Юзефа.
А Юзеф сидел в гостиной, в темноте, не подавал никаких признаков жизни, и я так переживала за него, что даже забыла о том, как сильно сама я устала и как болит моя ушибленная голова...
Я готовила кофе и думала о том, что здесь вот, на кухне, в мире вещей кастрюль, сковородок, чашек, терок, банок с чаем, кофе и специями - здесь все так же, как было вчера, так же, как было месяц назад, пол года назад... Когда был жив Веник... Когда был жив Андрей...
Я отнесла Юзефу чашку кофе с корицей и рюмку коньяка.
Села на ковер рядом с его креслом. Уткнулась головой ему в колени.
...И с блаженным облегчением ощутила на волосах его ласкающую руку!
Я так боялась, что он оттолкнет меня...
Что он обвинит меня в гибели Веника!
Меня - потому что он не может винить в случившемся Ольгу: она - последнее, что у него осталось...
Меня - потому что я, вроде как, взрослый человек, Ольга была со мной, а потому я несу ответственность за ее поступки!
Но Юзеф гладил меня по волосам...
А потом я услышала его голос:
- Я уже начал тревожиться, вы все не возвращались... Но я думал, что Ольга затащила тебя в кино или в какой-нибудь магазин...
- Она затащила меня в подвал.
- Да... Позвонил тот человек. Кривой... Не хотелось мне ему верить. Но пришлось. Кривой отказывался иметь дело со мной. Не доверял мне. Требовал встречи с Вениамином... В каком-то известном им обоим месте. Вениамина здесь не было...
Он отправился на дискотеку со своим... Со своим товарищем.
Вернее, собирался идти на дискотеку, уехал к себе, там они должны были встретиться... И я поехал туда. Они уже собирались выходить... Когда я приехал и рассказал, что случилось.
Я, кажется, был груб с ними обоими... Товарищ Вениамина обиделся и ушел. Вениамин тоже, кажется, огорчился... Надеюсь, он меня простил. Теперь мне остается только надеяться на что-то... Предполагать, что на самом-то деле мой сын понимал меня... И звонить в "Бюро несчастных случаев". Как посоветовал этот мерзавец. Я убил бы его, если бы не вы с Олей...
Убил бы! Ты ведь веришь, что я мог бы его убить?
- Да, да, конечно верю! - ответила я, наверное, с излишней горячностью и поспешностью, потому что Юзеф невесело рассмеялся моим словам.
- Да я сам-то в это не верю! Будь я даже один там... Я все равно не поднял бы на него руку. Не стал бы рисковать своею жизнью. Воспользовался бы любой возможностью, чтобы сбежать... Вернуться в этот мир, уехать в Краков, в мой дом, к моим воспоминаниям, к моим фильмам, к моему банковскому счету!!!
- Нет! Не надо так говорить, пожалуйста!
- Но это - правда! Хотя, на самом деле, не в банковском счете, на в краковском доме дело - этим я бы пожертвовал - но жизнь моя... Она всегда была не в детях, а в моих фильмах. Фильмы были важнее детей! Новый фильм, который я, возможно, смогу снять после всего случившегося, для меня важнее, чем месть за сына! Да и вообще... Месть - это гнусный атавизм. Проявление дикости. И я, как цивилизованный человек и христианин, должен отказаться от мыслей о мести и полностью положиться на Закон, который превыше всего. Так ведь, Настенька?!
Я кивнула с несчастным видом. Разумеется, я не была согласна, но спорить с ним я не осмеливалась!
- А что самое печальное, я ведь знал этого человека...
Неплохо знал когда-то!
- Кривого?
- Нет. Того, которого убил мой сын. Того, которого они называли Сабнэком. У него очень характерное лицо... И прежде он тоже носил бороду, только она имела более пристойный вид... И голос... Голос я узнал в первую очередь. Дармолатов. Вадим Дармолатов. Писатель, между прочим... Наш с вами коллега.
( ...Я ненавижу, когда Юзеф говорит о ком-то "наш с вами коллега" или обо мне, как о "коллеге" - ведь понятно же, что он насмехается надо мной! Я неудачница... А Юзеф... ) -И теперь я понимаю, откуда у них вся эта мистика! Сатанизм... Вельзевул... Сабнэк... Аластор... Жертвоприношения... Откуда вся эта чушь и мерзость! Дармолатов интересовался всем этим еще в те времена, когда интересоваться чем-то подобным было не принято. Разве что - с критической точки зрения... И все равно - рискованно. Он был членом Союза Писателей. Выпустил четыре неплохие книги для юношества - тайны там всякие, приключения... Собирая материал к одной из книг, наткнулся на какой-то манускрипт... Как член Союза Писателей, он имел доступ к таким книгам в Ленинке, которые обычному человеку не выдали бы... Знаете, ведь раньше для того, чтобы получить в библиотеке Евангелие, требовалось особое разрешение и рекомендация! Сейчас вам в это сложно поверить, но так было! Дармолатов сошел с ума. В медицинском смысле... И это было помешательство на религиозной почве. Он жаждал получить доказательство существования Бога. Лично для себя! Сначала он хотел бросить все и поступить в семинарию, несмотря на возраст... Тогда его как раз исключили из партии... Но потом он решил идти "от обратного", то есть - оскорбляя Бога, совершая всевозможные злодеяния... В надежде, что Бог докажет свое существование, покарав грешника. И его тяга к детям... Ведь его уже сажали за растление, но он был признан невменяемым, попал в больницу, оттуда - вернулся, потом его жена ( несчастная женщина - любила его, считала непризнанным гением и оставалась с ним несмотря на все его гнусности ) была найдена убитой, буквально выпотрошенной, а Дармолатов - исчез! Был в розыске... Наверное, с тех самых пор и сидел под землей... Так вот, его влечение к детям...
