Тут его рассуждения прервала Андреа Арнойа:
— Шеф, нечего растекаться мыслью по древу, ведь у нас в камере сумасшедшая докторша сидит.
Комиссар улыбнулся. Он действительно что-то слишком уж разговорился, а посему, попросив прощения у подчиненных, приказал им:
— Распорядитесь, чтобы ее привели. Ты, Андреа, останешься со мной, а ты, Диего, наблюдай через стекло. Позвольте мне самому вести допрос, поскольку у меня собрано больше данных, чем у вас, — сказал он им.
Диего Деса хмуро возразил:
— Это несправедливо. Дело-то наше.
— Да, это так, но оно и мое тоже. Вспомните о том, что нам приказали его прекратить, а мы ослушались. Теперь нам надо как-то выйти из щекотливой ситуации, удовлетворив все стороны. Так позвольте мне взять всю ответственность на себя, чтобы вас это никак не затронуло.
Комиссар в задумчивости ждал прихода Бесаме-Бесаме. От того, что произойдет в ближайшие минуты, зависит, будут ли удовлетворены все стороны или на его голову обрушится всеобщий гнев. На всякий случай он уже попрактиковался в искусстве подобострастия, как он это понимал, с Томе Каррейрой, когда встретил того на выходе из церкви. Теперь же все снова висело буквально на волоске.
Спустя несколько минут Аншос Вилаведра с неизменной улыбкой на лице входила в помещение, предназначенное для проведения допросов.
— Ух ты! Это что же, и есть то самое зеркало, которое показывают в детективных сериалах? — как ни в чем ни бывало сказала она, входя в комнату.
— Здравствуйте, доктор, я комиссар Салорио…
— Да, тот самый, что пьет пиво с Сомосой…
— Да, но только не такое ядовитое, которое он пил вчера.
— Этот мудак того заслуживает, он просто старый козел.
— Почему?
— Почему он козел? Да ладно, комиссар…
— Но ведь яд кураре, поступивший через пищеварительный тракт, не смертелен, доктор Вилаведра.
Ни один мускул не дрогнул в лице Аншос Вилаведры в ответ на замечание комиссара. Похоже, она была заинтересована в том, чтобы дело считалось раскрытым, чтобы все было всем известно, словно это прибавило бы значительности тому, что она уже считала своими уголовно наказуемыми подвигами, которые, похоже, скрывали нечто совсем иное.
— Да знаю я. Речь шла всего лишь о предупреждении.
— …а целый ряд звонков Кларе — это тоже предупреждение?
— Будем считать, что это так, что еще остается делать?
Андрес понял, что, представляя как данность какой-то факт, который на самом деле был всего лишь его догадкой или предположением, он получает великолепный результат, ибо процесс дачи признательных показаний оказывается быстрым.
— А зачем ты ее предупреждала? — уверенно спросил он, словно тот факт, что изводивший адвокатессу искаженный голос принадлежал именно этой женщине, не вызывал у него никаких сомнений.
— Потому что я хотела заполучить архивы Софии и предполагала, что они у нее, ведь они были такими подружками, всегда вместе развлекались с мужиками в своем шикарном доме — развратная шлюшка и жалкая адвокатша, разбогатевшая с помощью грязных денег Coleslaw!
— А зачем тебе нужны были эти архивы? Ты знаешь, о чем в них идет речь? — спросила Андреа Арнойа, следуя примеру своего шефа.
Аншос бросила на нее взгляд, но ничего не ответила, полностью проигнорировав помощницу комиссара, и вновь обратила взор к Андресу, словно ожидая, что он повторит вопрос.
— Так для чего, Аншос? — спросил комиссар.
— Чтобы отдать их Томе! Томе — душка, к тому же он истинный верующий.
Комиссар посмотрел на Андреа. Допрашиваемая не только ничего не отрицала, но и признала отравление профессора и использование яда кураре; и это при том, что в прессу пока что ничего не просочилось и об отравлении знали лишь несколько врачей Университетского больничного комплекса. И о звонках Кларе она говорила как о чем-то хорошо всем известном.
— Ты ведь сегодня еще не была в клинике, правда? Где ты провела эту ночь? — вновь приступил к расспросам Салорио.
— У одной подруги. Но вы ведь не из-за этого меня сюда притащили.
— А почему, как ты думаешь?
— Послушай, комиссар, перестань паясничать! Ты сам мне только что об этом сказал.
— А как ты это сделала? Как и почему ты ее убила? — спросил наконец комиссар.
— Это было очень легко. Когда Томе показал мне растения кураре, которые он привез из Бразилии…
— Знаешь зачем?
— Да, это я его попросила. У моих родителей два мастифа, оба очень старые, оба страдают дисплазией тазобедренных суставов, и я хотела их усыпить с помощью кураре. И вообще хотела изучить действие яда, поэкспериментировать с ним. Томе объяснил мне, как приготовить яд.
Все было как-то слишком просто, во всяком случае, на данный момент. Неужели в конце концов придется сделать так же, как в случае с журналистом Рехино, и свалить всю вину на какого-нибудь беднягу? Комиссар предпочитал не думать об этом. Сейчас его задача состояла в том, чтобы полностью раскрыть дело об убийстве Софии, покушении на жизнь Сомосы и, вполне вероятно, также и на жизнь Клары.
Он решил продолжить допрос.
— А как его готовят?
Аншос посмотрела на него с прежней блаженной улыбкой. Комиссар понял: она не в своем уме. Однако сие обстоятельство уже выходило за рамки его компетенции, подумал Салорио, не отводя взгляда от лица сидевшей напротив него женщины, на котором одна нелепая гримаса сменяла другую.
— Листья, кору и корни измельчают и кладут в кастрюлю с кипящей водой. Разваривают до тех пор, пока не образуется однородная масса, такая довольно густая паста. Частичку этой пасты я бросила в пивную кружку Сомосы, но он оказался крепким орешком; в его возрасте, с его давлением, изношенным сердцем и зашкаливающим холестерином он уже должен был быть покойником, — ответила женщина с полным спокойствием и невозмутимостью.
— Но разве ты не говорила, что речь шла всего лишь о предупреждении?
— Да, но о последнем предупреждении.
Андреа вспомнила о Софии и решилась задать вопрос, который ее волновал.
— А как ты хотела поэкспериментировать с ядом? — спросила она, думая о докторе Сомосе, который в конечном счете оказался для нее личностью необыкновенно привлекательной.
— Кураре парализует дыхание, только дыхание, так что человека, подвергшегося воздействию этого яда, можно спасти, если принять немедленные реанимационные меры, вот я и решила узнать соотношения дозы, веса, времени действия… — ответила Аншос Вилаведра, подразумевая, по всей видимости, эксперименты на мастифах своих родителей. По крайней мере, так хотелось думать комиссару, иначе он не смог бы сдержаться и залепил ей оплеуху при одной мысли о том, что его друг доктор Сомоса мог служить для этой сумасшедшей подопытным кроликом.
