шестидесятом году умерла. Считай, от голода прибралась. Был неурожай всего – бог знает что ели. Мама от забот всяких и от голода слегла и подняться уже не смогла. Последние слова ее были: «Живите дружно… Ройте ловчие ямы – без мяса не выжить. И обувку из шкур сошьете». Я читала молитвы у ее домовины и год потом, как вспомню, – плакала.
– Кого в семье, помимо матери, ты любила?
– Митя был всеми любимый. Тятя говорил: «Золотой человек – добрый, спокойный…» Мне Митя все, что заметит в лесу интересное, обязательно показывал. Вместе видели, как прочно сидит на гнезде мамочка рябчиков. Протянешь руку над ней – сидит. Улетит, если тронешь… Митя был лесной добытчик, много всего в тайге знал.
– Хранится ли у тебя сейчас что-нибудь на память о близких людях?
– На память о маме и тяте храню этот вот ковшик. А о сестре как память берегу этот холст. Она в больших стараниях его ткала после маминой смерти. А о Мите вот в этой книжке, погляди-ка, хранится у меня крылышко рябчика. Это он мне его подарил – отмечать места в книге, где ее надо открыть.
– Вокруг вас в тайге много было всяких зверей и птиц. Кого из них ты больше всего любила?
– Маралов. (Смеется.) Когда попадались в ловчую яму…
– А не припомнишь ли день каких-нибудь неопасных, но больших забот для семьи?
– Однажды мы потеряли счет времени и всполошились: когда праздники, когда будни? Стали все вспоминать. У меня память была хорошая, и я поставила все на место.
– А какое у нас число сегодня?
– По мирскому – 24 июня. А от Адамова лета – 11 июня 7513 года.
– Какое событие взволновало семью вашу до встречи с геологами?
– Один раз тятя и Дмитрий ловили рыбу, и их увидели люди с лодки. Откуда они взялись, мы не знали, и все испугались: что теперь будет? А в другой раз низко, так, что сажа из трубы сыпалась, пролетал над заимкой двухэтажный (двукрылый. – Авт.) самолет. Мы испугались, попрятались в кедраче, но все прошло без последствий. К нам никто не явился.
– Ну а когда люди появились в 1979 году…
– Тятя-то первый увидал и заговорил, кто мы и откуда. А мы с Натальей так испугались, что заголосили. Но все обернулось радостью. Уже вечером сидели с геологами у костра – они нас расспрашивали, и мы их.
– С того дня живешь уже 26-й год. Многих людей из мира узнала. Как ты считаешь, хорошо, что люди вас «нашли», или лучше бы жить, как жили?
– Мы сразу решили: людей послал нам Бог. Какая была наша жизнь – обносились, все лопатинки в заплатах, хлеб из сушеной картошки пекли – страшно вспомнить его. Поумирали бы все, и никто не узнал бы, что жили. А люди много, благодарю Бога, добра нам сделали. И никто ничем не обидел, только помогали. А когда ты написал в газете – нас с тятенькой завалили всякими дареньями: посудой, одеждой, обувкой, разной справою для хозяйства.
– Что для вас поначалу было самым ценным в этих подарках?
– Соль! Попробовали соленую еду и уже ничего непосоленного хлебать не могли.
– Вы часто стали бывать у геологов. Что вас там особенно поразило, удивило?
– Ну разве можно обо всем рассказать. Мы с Митей, помню, стояли, разинув рот, у лесопилки. Бревно само лезет под пилы. И сразу получаются доски – гладкие, ровные. Мы-то все топором вытесывали…
– А самолеты, вертолеты, телевизор, лодка с мотором…
– Дык тоже все было как в сказке… Но телевизор-то – дело греховное. А вертолет… Сейчас вижу: славно люди измыслили. Что без него в тайге делать? Кто бы ко мне добрался сюда?
– А не страшно летать?
– Страшно. Но уж привыкла. И все ведь летают. Тебе не страшно?
– Видишь, как много люди всего придумали, пока Лыковы жили в тайге. А ты сама у людей за последние годы чему-нибудь научилась?
– Ну чему?.. Читать и писать мама учила. Разные дела иголкой, ножом, топором знаю с детства. Все своими руками – даже печь вот сложила. Но об одном деле все-таки надо сказать. Научилась печь настоящий хлеб. Наш-то прежний и хлебом сейчас смешно называть. А вот этим, гляди, не стыдно и тебя угостить.
– У тебя весь чердак завален разного рода дарениями. А что из всего оказалось для тебя самым нужным?
– Самым нужным… Резиновые сапоги, посуда, топоры, свечи, фонарики, батарейки. И часы! Так хорошо чикают и даже разбудить могут.
– А еда… Ты помнишь, как мы учились с тобою козу доить?
– Как не помнить! (Смеется.) Я ведь первый раз видела тогда коз. И хорошо, что ты их привез. Молоко поставило меня на ноги. Больше всего молока тогда не хватало. Ну и куры нужными оказались, и кошки…
– Какая работа для тебя сейчас самая трудная?
– На полив воду из реки в гору таскать.
– А самая приятная?
– Перед молитвой ночью читать «Новозыбковский календарь» – узнавать про житье разных благочестивых людей.
– О ком ты читала в последний раз?
– Об Иоанне Златоусте.
– А как ты смотришь на жизнь Ерофея?
– С сочувствием, хотя иногда мы и поругиваемся. Тяжкая у него судьба. Все потерял: семью, работу, избу, ногу… Тяжело ему и тут, на Еринате. Дрова готовить и с двумя ногами – дело нелегкое. А он – с одной…
– Кедр, какой тут рядом стоит и под которым ты родилась… Сколько, думаешь, ему лет?
– Да раза в три он старше меня.
– Значит, когда родилась, это было уже огромное дерево. Но ведь когда-нибудь оно упадет. Всякая жизнь, как эта вот свечка, сгорает и потухает. Ты иногда думаешь об этом?
– Как не думать. Думаю часто. Даже зверю жизнь мила, дорога…
– Смерти боишься?
– Не знаю, как и сказать. Думаю, смерть страшна всем. Но человека спасают мысли о другой жизни, когда все умершие воскреснут.
– Но если человека сожрал медведь, какое же воскрешение?
– О! С Божией помощью все опять соединится…
– С болезнями тебе одной будет тут жить все труднее. Может, все-таки к родственникам в Килинск?..
– Нет, Василий. Ехать туда – это ехать за смертью. Никому я там не нужна. И мне тоже все там чужое. Лучшего места, чем тут, для меня нет. Все дорого – и эта гора, какую вижу каждый день из окошка, и шумная днем и ночью река, и запахи, каких нигде больше нет. Выйду глянуть, как солнце садится, – сердце от радости замирает. Это мой рай на Земле. Спасибо добрым людям, что помогают мне тут остаться.
2005 г.
Течение жизни
В позапрошлом году Еринат переходили мы вброд.
Это было непросто даже для людей опытных.
В этом году река вскрылась поздно, половодье на ней было бурным – Еринат вернулся в прежнее русло, вода неслась с бешеной скоростью, катила камни, подмывала деревья по берегам. О переправе вброд нечего было
