и для работ по улучшению внешнего вида, благоустройства и санитарного состояния города. Не только из ближайших губерний, окружавших Петербург, но и из более отдаленных стали приходить сюда на заработки крестьяне. Оставляя свое убогое хозяйство в ведении жен, дочерей и стариков, они почти круглый год остаются в Петербурге, распределяясь по фабрикам, заводам, лавкам, поступая в частную и городскую службу. <…>
Легче всего крестьянину и крестьянке устроиться в Петербурге на поденной работе. Несколько ознакомившись затем со столицей, с ее жизнью, привыкнув к ней, вся эта масса поденщиков и поденщиц в большинстве случаев находит себе постоянные места, уступая поденные заработки новым притекающим в столицу массам. Легче всего приискивается служба в качестве дворников, чернорабочих и особенно домашней прислуги. Сравнительная дешевизна платы, обусловленная огромным предложением, нетребовательность этого разряда ищущих труда, наличность множества семейств с достатком, дающим возможность держать прислугу, а если даже и без надлежащего достатка, то воспитанием приученных к пользованию домашней прислугой, – все это значительно повышает ее количество в Петербурге. <…>
Среди прислуги, личной и домовой, есть, однако, и привилегированные лица, места которых часто считаются особенно завидными для их менее счастливых собратий: это – швейцары в богатых домах, отелях, ресторанах, кучера, повара и лакеи в дорогих ресторанах и кафе. Заработок этих лиц иногда достигает настолько значительных размеров, что домогающиеся этих мест готовы платить сами немалые деньги тем, от кого зависит их прием, или к кому на службу они хотели бы поступить. Швейцары и дворники – это к тому же еще почти единственные лица в этой группе, имеющие хоть и небольшую квартирку там, где они служат, а потому получающие возможность жить здесь со своей семьей. Немало прислуги имеется в Петербурге и другого типа: это – курьеры, сторожа и другие низшие служители в различных казенных, общественных и частных учреждениях столицы и при больницах и лечебницах. <…> Все только что перечисленные занятия дают заработок все же только 150 000 крестьян, не знакомых ни с каким ремеслом, не имеющих никакой предварительной подготовки и никакого знакомства с более сложной работой. Вся остальная масса крестьян распределяется между многочисленными отраслями огромной торгово-промышленной жизни Петербурга. Ремесленные заведения столицы, фабрики и заводы, занятые обрабатывающей промышленностью и приготовлением питательных продуктов и т. д., типографии, литографии, мастерские одежды, обуви, и т. п. – все это главным образом состоит из крестьян. Постройка новых домов, ремонт старых, очистка и уборка жилищ ежегодно привлекают сюда в большом количестве крестьян, знакомых с разного рода строительными, малярными и тому подобными работами, и число их неуклонно растет с каждым годом».
Действительно, на рубеже XIX – ХХ веков торгово-промышленной деятельностью в северной столице было занято 62,6 % населения (вместе с семьями), и крестьяне составляли 61,3 % населения. Только торговым, трактирным и извозным промыслом в 1900 году было занято около 170 тысяч человек. Поденщиков, о которых говорилось выше, в 1897 году насчитывалось около 40 тысяч, домашней прислуги, преимущественно женщин, в 1900 году, насчитывалось свыше 100 тысяч, строительными и ремонтными работами занималось почти 66 тысяч человек. Такая же ситуация (разумеется, пропорционально величине города) была и в других городах России. Например, в 1867 году в таком важном в торговом и промышленном отношении губернском городе, как Саратов, из 93 318 жителей обоего пола крестьян было более 12 тыс. (13 %). А в 1895 году – 126 173 жителя, а крестьян – 24 986 душ (20 %). В Нижнем Новгороде с его знаменитой ярмаркой и пристанями на 1865 году числилось 38 358 обитателей, из них крестьян и бывших дворовых – 6077 (16 %), а в 1896 году на 81 563 жителя крестьян было уже 25 945 душ – более 30 %. А в Самаре, только за год перед тем получившей статус губернского города, в 1852 году из 34 494 жителя крестьян было 3316 – 9 %. Зато в уездном Мценске в 1865 году на 13 712 жителей приходилось почетных граждан и купцов 1030 да мещан 10 774, а на «прочих», включая крестьян, – всего 908 человек; оно и не диво: здесь «жители, не только крестьяне и мещане, но некоторые из купцов, занимаются хлебопашеством и огородничеством… Значительная часть жителей занимается работами на городской пристани, а также уходит на заработки в другие местности». Где уж тут заработать пришлым крестьянам.
В Петербурге одной только разносной торговлей в 1902 году занималось около 12 000 человек. Это было нехитро: требовался начальный капитал в несколько рублей и приобретение в городской думе «жестянки» на право торговли. В основном это были крестьяне Ярославской, Тверской и Костромской губерний. Преимущественно торговым и трактирным промыслом были заняты юркие ярославцы, практически монополизировавшие места половых в российских трактирах. Такая «специализация» связана была с естественным стремлением вновь пришедшего в город крестьянина найти своих земляков с понятной надеждой при их помощи и рекомендации куда-либо устроиться. Во многих местах состав рабочих, по словам Чериковера, подбирался из соседних волостей или даже из одной волости. Наиболее смекалистые и активные, разжившись, открывали собственные заведения. В середине 90‑х годов в столице насчитывалось 320 трактирщиков, из них около 200 были ярославцы; естественно, что и прислугу в свои заведения они брали из земляков. А в их 644 заведениях служило около 11 тысяч трактирных слуг.
Вся эта публика – дворники, кухарки, горничные, лакеи, половые, официанты – издавна привлекала внимание литературной братии. Еще в 40‑х годах XIX века в русской литературе родился т. н. «физиологический очерк», получивший широкое развитие и в последующие десятилетия. В 1849 году вышел даже целый сборник таких очерков – «Физиология Петербурга», где, например, интересный очерк жизни петербургского дворника был дан популярным тогда писателем Казаком Луганским, сегодня более известным под именем В. И. Даля. Хорошо известен А. Башуцкий и с его знаменитой книгой «Наши, списанные с натуры русскими». Были и московские «физиологисты», например несправедливо полузабытый ныне В. И. Кокорев (его книга «Москва 40‑х годов» была переиздана в 50‑х годах ХХ века). Извлекать обширные фрагменты из этих очерков – дело неблагодарное, проще отослать к ним любопытствующего читателя. Здесь же отметим лишь отдельные стороны этой жизни.
Во-первых, ничтожность заработков. Например, кухарка, обитавшая в кухне или в каморке при ней, и в не слишком богатых семействах (а в богатых кухарок, готовивших по навыку самые простые блюда русской кухни, заменяли дипломированные повара) исполнявшая роль прислуги «за все», получала в месяц 5 рублей на хозяйских харчах и по праздникам недорогие подарки вроде платка. Естественно, она должна была не только готовить, бегать на рынок за продуктами, подавать на стол, мыть посуду, чистить хозяйское платье и пр., но и сносить капризы хозяев. Дворник, также обитавший в каморке в полуподвале, получал те же 5 рублей и чаевые по праздникам и от припозднившихся жильцов, которым он должен был отпирать ворота, не зная покоя и ночью. Между тем обязанности дворника были чрезвычайно многообразны: он не только убирал двор и прилегающий к домовладению участок улицы (а при гужевом транспорте и дислокации в городах кавалерии
