Солдат сделал несколько шагов к Алехандро.
— Вы, наверно, заблудились, сэр. — Он взмахнул рукой в сторону центральной башни. — Празднество будет вон там.
— Нет, — быстро ответил Алехандро. — Я намеренно пришел сюда. — Его взгляд переместился на ящик для подаяний, из-за которого торчал краешек пергамента цвета слоновой кости. — Просто хочу сделать пожертвование в честь свадьбы принцессы.
— А-а… Понятно. Что же, это ваше право. Уверен, король будет вам признателен. А потом, пожалуйста, идите вон туда, к входу в главный зал.
Алехандро кивнул, повернулся к ящику, бросил в него монету и подумал не без удовольствия: «Это плата за то, что я отберу у тебя. Теперь слово „кража“ будет здесь неуместно».
С приглашением в руке он влился в толпу и позволил ей нести себя к распахнутым дверям замка, хотя теснота с каждым мгновением все сильнее действовала ему на нервы. У входа он протянул караульному приглашение, надеясь, что тот не слышит, как сильно колотится под плащом его сердце. Караульный бросил на него беглый взгляд и пропустил взмахом руки.
Музыка и смех эхом отдавались в огромном зале. Повсюду горели свечи и факелы, придавая еще большую живость ярким, разноцветным костюмам. Алехандро двинулся в обход по периметру.
Где-то в этой толпе его дочь.
Он так остро ощущал ее присутствие, как будто она стояла рядом. Глядя сквозь прорези капюшона на одного человека за другим, оценивая их рост и манеру держаться, он быстро проходил мимо тех, кто заведомо не мог быть Кэт, и задерживался около прочих. Постепенно им начала овладевать паника; здесь такое множество людей, а в его распоряжении так мало времени, чтобы найти ту, по ком истосковалось сердце!
В передней части зала возвышался помост, на нем установили ряд резных кресел. С одной стороны помоста, у стола, суетились слуги, расставляя тарелки и приборы. Глянув вверх, Алехандро увидел свисающую с потолка огромную люстру и внезапно почувствовал себя совсем маленьким. По силам ли ему справиться со своей задачей в окружении всего этого великолепия и пышности? Казалось, Виндзор снова, как это почти произошло когда-то, вот-вот проглотит его…
Он почувствовал, как что-то легко прикоснулось к нему, и замер на месте.
«Пожалуйста, добрый Бог на небесах, пусть это окажется не солдат, не стражник или, хуже того, не человек, способный узнать меня, если я буду вынужден снять маску».
Он повернулся как можно медленнее и увидел рядом, на расстоянии вытянутой руки, человека… кажется, женщину… в наряде аббатисы.
Несколько мгновений аббатиса в белом, мягко ниспадающем одеянии стояла молча, как бы оценивая его, а потом поклонилась — не присела, как он ожидал.
— Вот как нужно правильно кланяться, — послышалось из-под маски.
Он ошеломленно замер, снова охваченный воспоминаниями.
«Вот как нужно правильно кланяться», — сказала ему когда-то маленькая девочка, о которой он тогда знал лишь, что ее зовут Кэт. И потом, не хуже любого отпрыска высокопоставленной семьи, она отвесила ему глубокий поклон в пояс, выставив одну руку вперед, а другую отведя назад. И широко улыбнулась, обнажив только начавшие отрастать верхние зубы.
Но голос… ее ли это голос? Этот голос звучал ниже, чем ему помнилось.
Однако сейчас она уже женщина в расцвете лет. Для него она по-прежнему оставалась девушкой с венком простых цветов на голове — такой, какой была в день своей свадьбы с Гильомом Калем. Беды и время наверняка не прошли для нее даром, оставив следы, которые он был не в состоянии предугадать. Он нервно втянул воздух, сделал шаг вперед, наклонился, чтобы его могла слышать только аббатиса, и тихо проговорил:
— Благодарю за прекрасно преподанный урок. Такое впечатление, будто прежде вы уже обучали кого-то этому искусству.
Аббатиса тоже придвинулась поближе.
— Это правда. Путешественника, прибывшего сюда много лет назад.
Да, определенно это голос Кэт. Он взял ее за руку.
— Дочь.
— Père.
На мгновение они замерли.
— Ты здесь, наконец-то, — прошептала она.
— Да. И ты тоже. — Горло у него перехватило, он едва мог дышать. — Позволь обнять тебя и…
— Нет, — перебила она его, — нельзя. Мои охранники неподалеку и не спускают с нас глаз.
Поэтому они просто молча стояли рядом, сплетясь руками, — черный дьявол и аббатиса в белом, — а вокруг плясали медведи, львы и шуты. Ощущение счастья окружало их, словно мыльный пузырь, сквозь радужную поверхность которого ничто не могло проникнуть. Ни он, ни она не двигались — из страха потерять друг друга. Наконец Алехандро вспомнил:
— Нужно заняться делом. Расскажи, как все будет происходить.
Кэт кивнула.
— Не поворачивайся: в двадцати шагах отсюда стоят мои охранники. Их двое, в обычной одежде, без костюмов. Здоровенные, настоящие звери — если их рассердить. Нужно постараться этого не делать. — Она бросила быстрый взгляд влево и снова посмотрела Алехандро в глаза. — Чосер затаился где-то неподалеку. Когда музыка возвестит о появлении короля, он наденет свой белый костюм, маску и встанет вон там. — Она показала украдкой, чтобы, кроме Алехандро, никто не заметил. — Когда начнется танец, я тоже приму в нем участие. Чосер пробьется сквозь толпу, подхватит мою ленточку, а я ускользну в противоположном направлении, и охранники не смогут ничего толком разглядеть. Когда появятся король и остальные, охранники присоединятся к своим товарищам, на очень короткий момент, но Чосеру его хватит, чтобы скинуть белое одеяние, оказавшись в другом костюме, и перейти вон в ту часть зала. Позже белые одеяния найдут в уголке.
— Потом ты выйдешь через ворота…
— Нет, в южной стене есть лестница, которую называют «Сто шагов». Она довольно ветхая, никого не заботит ее состояние сейчас, когда врагов на склонах холмов нет. Спуск вниз крутой, идти по ней трудно.
— Я помню ее, — откликнулся Алехандро. — Она очень ненадежна…
— У меня было достаточно времени, чтобы запомнить все ее особенности. — С каждым мгновением Кэт говорила все быстрее. — Пятнадцатая ступенька сильно разрушена; ставь ногу как можно правее. А сорок второй вообще почти нет. Постарайся перешагнуть через нее, а не то можешь провалиться! Оказавшись внизу, поверни направо, и через несколько шагов внешняя стена понижается; прыжок оттуда всего лишь вдвое больше нашего роста. Я буду ждать тебя на гребне холма, под яблоней. Помнишь ее? Мы глядели на нее со стены, когда я была ребенком; ты сказал, что повесишь там качели, когда чума закончится. Я с таким нетерпением каждый день смотрела на это дерево! Сейчас она в полном цвету; лепестки опадают, укрывая землю словно снег, и ты легко найдешь ее даже в темноте. Там мы и встретимся.
Запела труба, и оба вздрогнули.
— Постараюсь отстать от тебя не больше чем на несколько шагов.
