и с нектаром в голосе прошептала:
–Думает! Изобретатель! Инженер! Не будем мешать, пойдём в дом! Когда он захочет пообщаться – расскажи ему что-нибудь ободряющее, мой психиатр!
Тони сидел, тупо уставившись в стену взглядом и никак не реагируя на внешние раздражители. Его руки по самые рукава короткой засаленной рубашки были в шрамах и ссадинах, многие из которых кровоточили. На одной ссадине сидела муха и пила кровь.
Первое, что Джулия сделала, зайдя в дом – налила два стакана виски из кулера огромного холодильника и один из них подала мне:
–Ну, с приездом, мой яростный канадец!
Видимо, имя Риддик ей было в этой жизни уже не запомнить.
Я пригубил пойло и поглядел на холодильник: «Made in USA». Понятно. Скорее всего – корейский. Джулия выпила до дна и тут же налила ещё:
–Ну, за приезд, моя пипочка! Я уже рассказывала тебе, что я тридцать лет работала ведущей на радио? Вела ток-шоу «Всё только сама». У меня под столом валялись горы денег, а дом осаждали толпы почитателей! А теперь от былой славы остался только вот этот диван! – она показала на старый диван, обтянутый чёрной потёртой кожей. – Чтобы его сделать, потребовалась кожа десяти негров! Или двенадцати? Я точно не помню. Я заключила с ними договора, даже заплатила какие-то деньги. Они завещали мне свою кожу и обязались сдохнуть за год. Они были молоды и здоровы, но сгодились только мне на обивку! Всё по закону! Это же Америка, пипочка! – она расхохоталась почти до слёз.
Мои пальцы сами потянулись к «Ругеру», поэтому я быстренько пошёл в туалет. Умылся холодной водой, потом глянул на ярко красный унитаз. Механизм был очень большой, сложный и наворочанный, с массой датчиков и анализаторов мочи, кала, газа и выводом окончательного диагноза через инет на ноут лечащего врача. Искать в нём нужную мне деталь бесполезно: я не знал, как она выглядит, а в такой унитаз без специального образования соваться – только ломать. Система самоочистки, видимо, действовала безотказно, потому что унитаз оказался самым чистым местом в пыльной замусоренной квартире.
–Да, я вас слушаю! Нет, всё хорошо, спасибо. Проблемы? Никаких! Да катитесь вы к чёрту, дайте отдохнуть! – заплетающийся голос Джулии доносился из спальни.
Потом она вышла с телефонной трубкой в руке и спросила меня:
–Не допил? Слабак! Сегодня звонят мне, а по средам звоню я. Какой сегодня день недели? А-а, понедельник! Значит можно пить!
–А кто звонит и зачем? Можно, я выпью кофе! – поинтересовался я, чтобы увести разговор от виски и побыстрее найти кофеварку.
–У меня такая работа. Тут у всех женщин похожая работа. Раз в неделю я обзваниваю всех подряд по телефонному справочнику. Спрашиваю – как дела? С восьми утра до четырёх дня. Зарплата – триста в неделю. Я, правда, не знаю, зачем это дерьмо кому-то нужно, да мне и не интересно. Если мне говорят, что всё нормально, то нет проблем. Если не отвечают – я записываю номер и время звонка. Если говорят, что у них проблемы, я записываю проблему, время и номер. После четырёх скидываю эти данные на электронку нашего шефа. Вот и всё. Неплохо, не так ли?
–Отличная работа! Я вообще начал серьёзно подумывать – не перебраться ли мне в Бостон? А то эти болота, этот снег, эти французы, эти ондатры с бобрами, мать их, куда ни плюнь! Надоела до чертей такая деревня! А эта башня в Торонто! Она же вот-вот свалится! Хочется глотнуть воздуха настоящей свободы! Я даже вот этим десяти неграм завидую! – я уже откровенно нёс ерунду, особо не задумываясь над тем, что болтаю, понимая, что слушателей у меня всё равно нет.
Я заварил кофе и покрутился вокруг красной кофеварки. Аппарат оказался не намного меньше унитаза. Начать разбирать его при ещё живых свидетелях было бы неразумно. Но Джулия своё дело знала туго: она налила себе третий стакан, закусила каким-то листиком салата и попросила уложить её спать. Я довёл её до кровати. Она томно скинула с себя одежду и, раскинувшись, упала на спину. На ней остался только деревянный крестик на верёвочке да следы от липосакции. У меня промелькнула мысль: зачем ей крест? Она верит? Во что? Во что они вообще могут верить, если у них нет души?
–А вот тут лежит моя любимая игрушка! – она перекатилась к краю кровати и открыла тумбочку.
Там лежал здоровенный чёрный вибратор.
–Классная штука! Вот бы мне такой – я бы тебе показал небо в алмазах! Нет, я точно перееду в Бостон! Дай-ка потренироваться! Скоро приду!
–Можешь потренироваться с Тони! Вы с ним быстро найдёте… общий…
Я накрыл Джулию одеялом. Та послала мне воздушный поцелуй и через секунду захрапела. Я забрал вибратор, зашёл в туалет и выкрутил крышку с надписью «Дайнэмикс». Кроме батарейки, приводов и пары пружин там оказался какой-то чёрный монолитный прямоугольник размером с зажигалку. Он не соединялся ни с чем и был просто приклеен к внутренней стенке. Я завернул игрушку в пакет, взял свои вещи и вышел из дома. Инженер широкого профиля сидел на скамейке, но уже не курил, а взгляд его казался более осмысленным.
–Скажите, у вас есть автомобиль? – я покрутил для наглядности руками в воздухе. – Авто! Би-би! Пока Джулия спит, я хотел бы прокатиться по городу. Вечером приеду с гостинцами, и мы отметим встречу! – маячил я руками, как глухонемому.
Нарк молча развернул ко мне не менее широкий анфас и кивнул в сторону гаража. Я открыл двери и увидел… «Хабар»! Правда, ярко красный, на больших колёсах, с надписью «Сделано в Америке», но не узнать его было невозможно! Я подошёл к машине вплотную и сказал тихо по-русски:
–Стоять! Голос!
Машина приподняла пузо и загудела. Я открыл ворота, выехал на улицу, прикрыл двери гаража и поехал на север.
Часть двенадцатая
Навигатор рассказал мне предстоящий маршрут, после чего я его выключил от греха, чтоб лишний раз не светиться на хитрых радарах полиции, тем более, что направление к канадской границе указывалось на знаках вдоль дороги через каждые двадцать – тридцать миль. Через три часа на трассе возникло скопление грузовиков. Я остановился у обочины, взял вещи, сказал: «Сидеть!», похлопал «Хабара» по капоту и подошёл к ближайшему тягачу. В кабине сидел толстый темнокожий бородач и слушал какой-то старый убойный рок. На просьбу подбросить меня до Монреаля он ответил, что подбросит без проблем, если я не террорист и меня не остановят на таможне.
