а? Со своими мелочными войнами и пятьюдесятью оттенками нарциссизма. Вы себя ведете так, словно слова ничьи. Словно истории не связаны с реальными людьми. А ведь кому-то от этого больно, Джейк, – она вздохнула. – Но, думаю, мне хватит времени пережить это.
Она встала.
– И, чтобы ты знал, я напишу тебе из аэропорта, сказать, как я тебя люблю. И потом утром, сказать, что благополучно приземлилась. Я пришлю тебе фотографии со склада, пока не выгружу всю мебель завтра, и может, пару фоток со встречи с друзьями завтра вечером в одном из наших местечек на набережной. А потом я стану писать тебе с просьбой перезвонить мне, потому что ты не отвечаешь на мои сообщения и я волнуюсь, и так будет продолжаться день-другой. А потом, боюсь, мне придется позвонить твоим родителям, но давай не будем сейчас думать об этом. Просто спи спокойно. Прощай, любимый.
И она наклонилась над кроватью, но не поцеловала его. Она поцеловала кота, Уидби, названного в честь острова, на котором она провела пару отличных выходных с Рэнди, ее бывшим боссом, когда стажировалась у него. Затем она вышла, и вскоре Джейк услышал, как хлопнула входная дверь.
Кот оставался на месте еще пару минут, а затем забрался Джейку на грудь и лежал так, поднимаясь на вдохе, опускаясь на выдохе, глядя Джейку в глаза, пока в них теплилось что-то живое. А после соскочил с кровати и убежал под диван с килимовым покрывалом, где просидел несколько дней, пока в квартиру не вошла соседка, которой понравилось пралине из Нью-Орлеана, и спасла его.
Эпилог
Джейкоб Финч-Боннер, автор международного бестселлера «Сорока», не мог присутствовать на встрече с читателями в зале Фонда С. Марка Тэйпера по поводу издания его посмертного романа, «Промах», но его представляла вдова, Анна Уильямс-Боннер, некогда жительница Сиэтла. Вдова, ослепительная женщина с длинной серебристой косой, сидела в одном из двух кресел на сцене, рядом с большим муляжом книжной обложки. В другом кресле сидела местная публичная персона, Кэнди.
– Что меня огорчает, – сказала Кэнди с выражением глубокого сострадания, – это то, что я ведь брала интервью у вашего мужа, на этой самой сцене, насчет «Сороки». Примерно полтора года назад.
– О, я знаю, – сказала вдова. – Я была в зале. Я была поклонницей Джейка еще до того, как познакомилась с ним.
– Что ж! Это так мило. Вы с ним познакомились после интервью, на автограф-сессии?
– Нет. Я слишком стеснялась, чтобы встать в очередь со всеми. Я познакомилась с Джейком следующим утром. Я тогда была продюсером передачи Рэнди Джонсона на Кей-би-ай-кей. Джейк пришел на передачу, а после мы отправились выпить кофе.
Она улыбнулась.
– А потом вы покинули Сиэтл и переехали в Нью-Йорк. Мы этого не одобряем, как вы понимаете.
– Прекрасно понимаю, – улыбнулась вдова. – Но я ничего не могла с этим поделать. Я была влюблена. Мы съехались всего через пару месяцев после знакомства. Нам было отпущено немного времени.
Кэнди понурила голову. Трагедия давила на нее.
– Как я понимаю, вы согласились на это выступление не только для продвижения романа Джейка, но и потому, что чувствуете себя обязанной высказаться о том, с чем пришлось столкнуться вашему мужу.
Анна Уильямс-Боннер кивнула.
– Он был морально раздавлен продолжительными анонимными нападками. В основном, по интернету, через твиттер и фейсбук, но также приходили сообщения его издателю и даже несколько бумажных писем на наш домашний адрес. Последнее электронное письмо пришло в тот день, когда он покончил с собой. Я знала, что происходящее его угнетает, и он пытался выяснить, кто стоит за этим и чего от него хотят. Думаю, это последнее письмо каким-то образом сломило его волю.
– Так в чем же его обвиняли? – спросила Кэнди.
– Ну, это было что-то маловразумительное. Якобы он украл сюжет «Сороки», но ничего конкретного. Безосновательное обвинение, но в мире Джейка даже такое обвинение губительно. Он был раздавлен и пытался как-то оправдаться перед своим агентом и сотрудниками издательства, и переживал, как будет выглядеть в глазах читателей, если об этом узнает больше людей, и это просто уничтожило его. В какой-то момент я начала замечать у него признаки депрессии. Меня это тревожило, но, знаете, я относилась к депрессии, как большинство людей. Я смотрела на мужа и думала: «У него весьма успешная карьера, и мы только поженились – конечно, это намного важнее, чем такая нелепость, так что как он может быть в депрессии?» Я улетела в Сиэтл на пару дней, решить вопрос с моими вещами на складе и повидать друзей, и тогда Джейк свел счеты с жизнью. Я себя так винила, потому что оставила его одного, и еще потому, что он воспользовался моими таблетками, которые мне прописали от одного давнего недомогания. Мы поужинали вместе дома перед тем, как я уехала в аэропорт, и он казался совершенно нормальным. Но в последующие дни он не отвечал на мои сообщения и звонки. Я стала переживать. Наконец я позвонила его матери и спросила, не знает ли она, в чем дело. Ужасно тяжело было говорить с его матерью. Я сама не мать, поэтому могу только пытаться представить, какую боль испытываешь, теряя ребенка, но видеть это было страшно.
– Но вы не можете винить себя, – сказала Кэнди самые уместные слова.
– Я понимаю, но все равно трудно, – сказала Анна Уильямс-Боннер и смолкла ненадолго.
Публика почтительно затаила дыхание.
– Вы проделали очень трудный путь, – заметила Кэнди. – Я думаю, одно то, что вы сегодня здесь, говорите с нами о вашем супруге, о его борьбе и, конечно, его достижениях, говорит о вашем мужестве.
– Спасибо, – сказала вдова, расправив плечи.
Ее серебряная коса свесилась на грудь через левое плечо, и она стала теребить ее кончик.
– Скажите, есть ли у вас собственные планы, какими вы могли бы поделиться с нами? К примеру, не думаете вернуться в Сиэтл?
– Нет, – Анна Уильямс-Боннер улыбнулась. – Извините, но я по-настоящему люблю Нью-Йорк. Я хочу отпраздновать замечательную новую книгу мужа, как и то, что «Макмиллан» решил отдать дань уважения Джейку, переиздав его первые два романа, которые вышли еще до «Сороки». А когда выйдет экранизация «Сороки» в следующем году, я тоже планирую это отметить. Но в то же время я стала чувствовать, что, может быть, пора начать думать о себе. У меня был профессор в Вашингтонском университете, который говорил: «Никто не проживет за тебя твою жизнь».
– Как мудро, – сказала Кэнди.
– Я всегда так считала. И с некоторых пор стала глубоко задумываться, чего хочу от жизни и как желаю прожить ее. Мне слегка неловко, учитывая обстоятельства, но в глубине души я осознала,
