главный в стране, а меня, значит, законную жену, к этому главному и не пускают! Где это видано такое, чтобы жену к мужу не пускали?! Ты скажи им, раз ты главный, чтобы они так больше не делали!
— И что будет? — криво усмехнулся он на сентенцию супруги.
— А ничего хорошего! — уперев руки в бока, резюмировала Аглая. — Сегодня они меня к тебе не пускают, а завтра, глядишь, и тебя ко мне не пустят!
— Ой, мам, ну хватит уже! — заступилась Настя за отца. — Сама ведь видишь, что в стране творится. Пришел, ну и, слава Богу! А ведь мог бы и вообще не прийти, будь он там на трибуне. Радоваться надо, что живой. Иди, давай, накрывай на стол.
— То есть, как это не прийти?! — прикрыла жена рот ладошкой в испуге. До нее только сейчас дошло, что ее муж, с которым она прожила бок о бок, больше сорока лет, мог вот так вот взять и не прийти, по нелепой случайности. Слезы стали наворачивать в ее больших от испуга глазах.
— Ну вот! — хлопнул себя по ляжкам, уже облаченным в треники, Диктатор Всея Руси. — Что ты, понимаешь, мать пугаешь?! У нее и так голова не на месте, а ты ее еще и подначиваешь!
— Как это не на месте?! — сразу вспыхнула Аглая, моментально прекращая слезоизвержение. — И где она, по-твоему, находится?!
— Ну, все-все, мать, успокойся! Я пошутил, — выставив вперед руки в примирительном жесте, быстро проговорил он, гася начавшуюся подниматься бурю.
— Ладно. Иди мыть руки. Умывальник вон там, — указала Аглая пальцем на еще одну дверь в прихожей, — а я опять пойду разогревать еду.
— Руки помою, — не стал спорить он с супругой, — а вот насчет еды, то не суетись, мать. Есть — не буду.
— То есть, как это, не буду?! — крутанулась она на месте. — Что значит, не буду?! Я не поняла! Это что еще за фокусы?!
— Не шуми, мать, — примирительным тоном оборвал он начавшую закипать жену. — Я перекусил недавно. Рудов угощал бутербродами с сыром.
— Не ври мне, Валера! Ольга мне сама сказала, что передала Сергею бутерброды с ветчиной.
— Тебе, Аглая, в контрразведке бы работать! — развел руками Афанасьев, не зная, что возразить на слова жены. — Но все равно ни ужинать, ни завтракать не буду.
— Это еще почему?! — округлила глаза Аглая. — ты, что с ума там спрыгнул на своих заседаниях?! С твоей-то язвой?!
— Ничего не поделаешь, но так надо. Вакцину от коронавируса привезли новейшую и секретнейшую. Только что изготовили для высшего комсостава пробную партию, — упоенно начал врать он, делая при этом очень-очень честные глаза. — Вот велели всем завтра в срочном порядке пройти обязательную вакцинацию. А перед этим сказали не ужинать и не завтракать, чтобы не возникло процесса отторжения.
— Господи! — прислонилась она головой к дверному косяку. — Ну, за что мне такой дурак то достался?! За какие такие грехи?! Кто это тебе — Верховному Правителю, что-то может велеть?! Что значит пробная партия?! У них там, что, лабораторные мыши закончились, и они решили попробовать свое снадобье на тебе и на твоих глупых генералах?! Или ты меня совсем уж за дурру беспросветную держишь?! — всхлипнула она на последней фразе.
И тут с противоположного проема двери раздался злорадный лающе-истерический хохот старшей дочери.
— Их! Их! — задыхалась она в приступе после долго сдерживаемой истерики, — специально выставили впереди, чтобы они на свет выползли! А потом тапком их! Тапком!
— Доча, доча! Что ты говоришь?! — ужаснулась мать.
— А что я такого сказала?! Кто он у нас теперь, диктатор или фюрер?! Леонид! — обратилась она к мужу, не перестававшему уныло чесать живот, — ты, я знаю, всю жизнь мечтал быть зятем министра обороны! Так вот, тебе несказанно повезло! Теперь можешь повсюду ходить и говорить, что твой тесть — главарь хунты! Только поторопись, пока его свои же кокнули!
— А ну замолчи немедленно! — бросилась на нее с кулаками младшая сестра, заслоняя собой отца, от неожиданности снова присевшего на табурет. — Как ты смеешь?! Гадина! Такое про отца!
Со стороны это могло выглядеть довольно комично. Маленькая и худенькая женщина, потрясала кулачками, возле лица другой женщины, которая была почти на голову выше ее. Все равно, что воробей напал бы на голубя. Но смеяться было некому. Афанасьев продолжал сидеть на табурете, в состоянии ступора. Его жена, ухватившись за сердце, вот-вот готова была в полуобморочном состоянии сползти на пол. Зять, словно заведенный, с глупым выражением лица, продолжал наяривать свое брюхо, будто чесоточный. А внук, округлив глаза на прыщавом лице, замер в полнейшем изумлении, так как еще ни разу в жизни не видел свою мать — учительницу младших классов в таком исступленном состоянии.
— Ну да, конечно! Вот и наша папина любимица объявилась! Куда же без нее?! Ты мне тут ручонками своими перед носом не потрясай, пигалица! Ишь, заступница, выискалась! А только я правду говорю! Не сегодня, так завтра свои же и порешат его. А то, смотрите-ка, какой я герой, перед народом покаялся в грехах! Мало того, что за себя — дурака старого, так он еще и генералов своих хочет обязать указать в декларациях, где и сколько своровали! Так они тебе и разбежались каяться вовсю! Ага! Как говорится «дурних нэ мае»! Прибьют за нарушение корпоративного единства! И будут правы! Нечего тут вылезать со своим мнением против всех! Тоже мне, святоша, на старости лет, тьфу!
— Заткнись, дрянь! Ты всю жизнь ненавидела отца! Да-да! Всю жизнь! За то, что не давал тебе трахаться с кем попало! У тебя вечная течка, как у распоследней сучки!
— Ах ты, мерзавка! — вцепилась Юля в сестру, беря ее за грудки и притягивая к себе, чтобы половчее плюнуть той в бесстыжие глаза. — Так вот, значит, чего ты мне всю жизнь простить не можешь, мышь запечная! Того, что я всегда нравилась парням, а ты за мной остатки подъедала! Уродина! Брошенка! Одиночка — одна ночка! В кое-то веки нашелся один смельчак подслеповатый, да и тот сбежал через год! Спасибо, подарочек оставил!
— Мама! Мама! — пытался отодрать Костя свою мать из цепких теткиных ручищ.
— Блудница вавилонская! — умудрилась та, в свою очередь как-то при своем невысоком росте дотянуться до волос старшей сестры и вцепиться в них. — Клейма! Клейма ставить некуда!
— Не брызгай на меня слюнями, каракатица! — верещала Юля, пытаясь оторвать от себя Настю. — Леонид, сволочь! Ты что там стоишь?! Видишь, твою жену убивают!?
— Я! Мня… — блеял бараном зять, топчась на месте и не зная, что предпринять в данной ситуации.
— Мямля!
