совершено нападение на секретаря консульства и его жену. Бандит, сын настоятеля местного православного собора, нанес секретарю консульства семнадцать ножевых ран.
— Все эти преступления скоординированы и направлены к одной цели, — сказал Иван Чинаров. — Наступают трудные времена…
Глава семнадцатая
Неприветливое, серое здание вокзала. Пронизывающая изморось…
Чан Кайши посмотрел на циферблат станционных часов. Этот щенок изволит опаздывать…
Чан исходил злостью. Ощущение было такое, будто невидимая рука сдавливает горло. Чувство уязвленного самолюбия и бессилия ранило тем мучительнее, что приходилось скрывать его от всех настороженно наблюдающих глаз. И он не мог расправиться с обидчиком — удар нанесла его молодая супруга, Мэйлин. Не исподтишка, а публично — будто отхлестала по щекам своей холеной рукой с пальцами-коготками. В тот же день, когда Чан вернулся из Японии, агент, тайно приставленный к жене, донес, что она, едва отправился он за море, принялась за свое… Первая леди Поднебесной! А пьянствует по злачным местам до омертвения, распутствует с прежними своими любовниками!.. О них Чан Кайши узнал из паршивых бульварных газетенок еще до свадьбы. Хорошо, хоть теперь репортеры прикусили языки, не осмеливаются описывать похождения «первой леди». Но Чан не в силах разделаться с теми, кого жена предпочла ему: они — высокопоставленные иностранцы. Один — командующий флотом САСШ в дальневосточных водах, другой — начальник его штаба, тоже янки. «Как портовая шлюха, сразу с двоими!..» Ярость душила его. Ледяные твердые пальцы с острыми ногтями… Ощущение было такое реальное, что он даже расстегнул воротник и помассировал шею.
Встретила мужа холодной улыбкой, кивком, как лакея-посыльного, вернувшегося с покупками. Одутловатое лицо. Холодные глаза. Сигарета…
А он-то!.. Один из приближенных генералов провел учения в районе захоронения императрицы Цыси со специальным умыслом, на который дал согласие главнокомандующий, — распотрошить ее гробницу. Толику драгоценностей генерал, конечно же, прибрал к своим рукам, но львиную долю передал Чану. Баснословно дорогие изумруды из короны Цыси теперь украсили домашние туфли Мэйлин… И вот благодарность… Распутная девка!.. Его бы воля — отдал бы в солдатский «цветочный домик»!.. Единственное, что он смог, — приказал Ла Шену «устранить» чересчур осведомленного агента.
Достойная дочь торговца библиями… Да и сам «папаша Чарли» ведет себя так же развязно и нахально. Бесчинствует на свой лад. Прибрал к рукам в вотчине Чана все, что сулит прибыль, не очень-то советуясь с зятем — мол, зятья, как и правители, могут прийти и уйти, — сам распределяет уделы среди родственников. По настоянию тестя Чан Кайши основал в Нанкине Центральный банк, по существу, частный банк семейства. Главным директором его стал сынок «папаши Чарли» Сун Цзывэнь. Он же вошел в правления банка путей сообщения и крестьянского банка. Кун Сянси, муж Айлин, старшей дочери Чарлза, получил пост министра промышленности и торговли, скупает заводы я конторы, восседает в комитете по займам, стал председателем правления Китайского банка…
Между тем положение в стране, в подвластных Чан Кайши провинциях, остается беспокойным. Продолжаются волнения на Юге, где остатки коммунистических частей объединились с крестьянскими отрядами и провозгласили создание рабоче-крестьянской революционной армии, образовали ревкомы в нескольких деревнях и даже городах. Врываясь в селения, революционноармейцы сжигают документы, удостоверяющие права помещиков на землю, долговые обязательства бедняков, громят усадьбы и лавки купцов. Крестьянскими волнениями охвачен не только Юг: полыхают поместья и в центральных провинциях. Не лучше дела и в городах. В Кантоне рабочие вышли на демонстрацию с требованиями освободить арестованных, восстановить разогнанный Чаном генеральный совет профсоюзов, принять на работу уволенных. Местная полиция расстреляла демонстрацию, а организаторы ее были публично казнены. В Шанхае забастовали рабочие шелкопрядильных фабрик, студенты окружили здание городского комитета гоминьдана и побили стекла. Да что в других городах — в самом Нанкине стачками охвачены текстильные фабрики, табачные предприятия, остановился трамвай, не вышли на работу служащие магазинов.
Все это — деятельность коммунистических ячеек. С коммунистами объединяются левые гоминьдановцы, заявляющие, что остаются верными учению «Отца революции» Сунь Ятсена. Так и не покорилась Чану строптивая Цинлин, дражайшая родственница, жена покойного президента. По рукам в многочисленных списках ходит декларация, с которой Цинлин выступила сразу после шанхайского переворота: «…Настало время точных формулировок… Принцип народного благосостояния поставлен ныне на карту, а Сунь Ятсен считал его основным для нашей революции. Рабочие и крестьяне были опорой в борьбе против империализма, и они — фундамент для строительства нового, свободного Китая… Мы не должны обманывать народ. Мы разбудили в нем великие надежды… Ныне же партия перестала быть революционной и превратилась в орудие в руках того или иного милитариста, в машину угнетения, в паразита…» Красная прокламация! Каждого, кого агенты Чана хватают с этим листком, ждет одно — смерть. Но листки распространяются. А расправиться с самой Цинлин у Чана руки коротки…
Вскоре после захвата власти он провозгласил: «При сотрудничестве всех военных лидеров в Поднебесной я смогу покончить с коммунистами в течение трех месяцев!» Потом он продлил срок еще на три и снова — на три… Это обещание он давал иностранцам, как вексель в уплату за поддержку. Но и в этом оказался едва ли не банкротом. Зато иностранцы еще больше, чем прежде, держат себя хозяевами. Сразу же после того, как Чан Кайши вернулся из Японии, — конечно, поездка эта не осталась незамеченной, — потребовал встречи командир английского «корпуса обороны Шанхая» генерал Дункан: «Хаос, царящий на всех территориях к югу от Янцзы, усугубился в дни вашего отсутствия, генерал. Я и мои коллеги теряем уверенность в способности нынешнего национального китайского руководства сокрушить коммунистов и навести порядок в стране. Это заставляет нас принять собственные необходимые меры». Чан уже знал, что это за меры: в последние недели в Шанхай прибыли новые контингенты английских войск, в порт вошли военные корабли, продолжает поступать вооружение — бронеавтомобили, самолеты, артиллерия, тяжелые и легкие пулеметы. Это хорошо, коль послужит поддержкой в его борьбе против коммунистов и иных своих врагов. А если коллеги направят оружие против Чана?.. «В отношениях между Англией и Китаем начинается новая эра, — только и ответил он. — В лице Великобритании мы приобрели теперь доброго друга, которому можем доверять». Что ж до самого генерала Дункана, то Чан Кайши готов воспользоваться его опытом: англичанин известен как ярый ненавистник коммунистов и красных, он участвовал в интервенции на юге России еще в девятнадцатом году.
Однако подобных же заверений в «доброй дружбе» потребовали и полномочные представители других иностранных держав. Не желая нарушать соотношение сил в ущерб своим интересам, начали наращивать «военное присутствие» и американцы, и японцы, и французы. Не спрашивая согласия. В лучшем случае так, как Дункан, лишь ставя его в известность. Получается,
