– Я Констанс, жена Кристофа.
Пока я шарила в поисках пляжного полотенца, чтобы прикрыть грудь, она вышла из яркого света и уселась рядом со мной на краешке шезлонга. Тогда я увидела, что она моя ровесница и что вопреки былым предположениям, которыми я старалась себя утешить, – совершенно прелестная: кудрявая белокурая головка, тонкие черты лица, волнующий нежный взор. Если слово «ангел» приложимо к человеческому существу, оно было придумано для нее.
Я села, опершись на колени. От удивления потеряла дар речи. Будущие звезды судов присяжных и просто несостоявшиеся будущие звезды жарились на солнышке вокруг или шумно барахтались в бирюзовой воде, но я была настолько растеряна, что мне казалось, что и крики, и смех смолкли словно по волшебству.
– Я приехала разыскать вас, – сказала мне Констанс, – Кристофу нужен адвокат, чтобы спасти его жизнь, а доверяет он только вам.
Только и всего.
Я пролепетала в полном потрясении:
– Что? Кристоф? Спасти его жизнь?
У меня в горле застрял не комок, а настоящий ком. Начался приступ кашля, а на глазах выступили слезы. Констанс, опустив глаза, разглаживала на коленях свое шелковое платье. Когда я наконец смогла ее выслушать, она просто и грустно объяснила мне:
– Да, он наделал много глупостей. Много. Одержимый любовью к женщинам… Но обвиняют его несправедливо.
Она снова посмотрела на меня, глаза у нее были светлые, внимательные и спокойные. Потом открыла большую белую сумку, стоявшую возле нее, достала плотный коричневый конверт и протянула его мне.
– Прочтите. Думаю, там написано все, что я могла бы рассказать вам.
– Но где он сам?
– В крепости, откуда он раньше сбежал. Он там теперь единственный заключенный. Никто не имеет права видеться с ним, кроме его защитника, а до последнего времени он даже отказывался от защиты. По крайней мере, так мне говорили.
– Так вы его не видели?
– Нет. Ни я, ни наша дочь, ей двенадцать, она знает его только по моим рассказам. В прошлом году она почти на месяц сбежала из дома – надеялась отыскать его.
Она явно пыталась отбросить от себя это воспоминание. Встала, взяла сумку. Наша встреча длилась меньше пяти минут.
– Прошу вас, – сказала я, – не уходите.
Легкая улыбка, чтобы не обидеть меня. Она отрицательно покачала головой.
– Меня ждет такси. Я должна успеть на поезд.
Она внимательно и спокойно смотрела на меня, стоя прямо надо мной.
– Когда вы его увидите, – прошептала она, – скажите ему только, что мы всегда будем его ждать.
Уже не помню, пожала ли она мне руку. Она удалялась в солнечном свете, нереальная, окутанная тайной, так же как появилась, а я осталась стоять на коленях не в силах пошевелиться. Мне потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя и вернуться к действительности.
Я бросилась в свою комнату. Не теряя времени на одевание, я открыла конверт прямо на кровати. Там было примерно два десятка напечатанных на машинке листков, на которых излагалось то, что он пожелал поведать о своих нескончаемых странствиях, начавшихся столько лет назад после какого-то праздничного полудня в арлезианских краях. Там так же были адреса и заметки о проведении какой-то странной процедуры, единственной, похоже, предпринятой чрезвычайным судом.
Я позвонила в Сан-Жюльен-сюр-л’Осеан, чтобы забронировать два номера в только что построенном отеле, потом Эвелин Андреи, моей ассистентке, чтобы она в тот же вечер ехала туда.
Зачем перегружать рассказ моими эмоциями? Не успела я повесить трубку, как уже собирала чемоданы. Я всегда таскала за собой столько одежды, что ее хватило бы до конца дней, – в любое время года и при любых обстоятельствах, будь то Африка или Аляска.
Следующий день, одиннадцать часов.
Мировой судья, наделенной всей – или почти всей – властью, был судья Поммери, его я вижу впервые.
Высокий, корпулентный, с большими добрыми глазами и выдающимся носом, продолжая говорить со мной, он входит в свой кабинет, расположенный прямо в его семейном доме, отделанном вишневым бархатом и темным деревом, окна выходят на набережную какого-то заброшенного канала в Рошфоре.
Он решил бросить курить. На его столе стоит открытая огромная коробка конфет, а за этим столом на стене стойка для оружия. Выбор ясен – либо лишние килограммы, либо самоубийство.
– Короче, – говорит он мне, – мы сейчас находимся на той стадии, когда ваш клиент бросил среди виноградников Бирмы медсестру американского флота, в одной рубашке. Одно это уже не слишком красиво! Не слишком!
У него сильный, слегка елейный голос, голос актера. Я возражаю, держась прямо в кресле эпохи Второй империи, сердце мое под новым синим платье преисполнено гордостью:
– Он поступил самоотверженно! Он не хотел втягивать невиновную в свою безумную авантюру!
– Как бы не так! – восклицает мировой судья, которого ничуть не волнует процесс освобождения. – При этом он прихватил восемнадцать тысяч пар чулок! Тончайших, капроновых, шикарных!
Я замолкаю, смотрю в сторону.
– Что с ним было в течение пяти месяцев, – продолжает он, – неизвестно. Сведения, которые он предоставил, настолько же скупые, насколько уклончивые. Создается впечатление, что в Куньмине, в Китае, он встретил молодую евроазиатку, которую, как утверждает, он выиграл в карты.
– Раз он так говорит, значит, это правда! Кристоф никогда не лжет.
– Он говорит только ту правду, которая идет ему на пользу, – поправил меня судья. – Отцы-иезуиты преподали ему хороший урок.
– Нельзя же упрекать его за то, что он учился именно в этой школе!
Он засмеялся и взял конфету. Он с той же ревностной аккуратностью развернул обертку, с какой прежде, вероятно, обрезал головку сигары.
– Прошу вас, дитя мое, – вздохнул он, – не пытайтесь заставить меня поверить, что вы глупы, и перестаньте перечить каждому моему слову.
Он уже предлагал мне отведать эти радости целлюлита и больше не настаивал. Он минуту сосал и пережевывал свои, расхаживая по кабинету. Внезапно он остановился передо мной и покачал прямо перед моим носом своим толстым указательным пальцем, что-то в этом жесте было непристойное:
– А в феврале этого года, где мы его обнаруживаем?
Я не знала. Судя по записям Констанс, Кристоф наземным, воздушным или морским транспортом двигался из Китая примерно по тропику Рака. Во время всей этой экспедиции его сопровождала преданная подруга, которую он называет Шери-Чен, но когда он добрался до Аравии и направился в сторону Каира, он уже был один.
– Вена, Австрия!!! – триумфально восклицает судья. – Сюда стекаются все подпольные торговцы послевоенной Европы!
Несколько месяцев назад я была в Вене. У меня перед глазами засыпанные снегом развалины, колесо обозрения, дом 16 по улице Воленбенгассе, где живет моя приятельница Рея, вспоминается мелодия цитры.
