господина Ланглуа накрывает застывшего от страха малыша.
Сандрина ползет.
Матиас.
Она уже ничего не чувствует.
Матиас. Никто не придет. Матиас…
Сандрина одолевает порог и ползет на четвереньках, сил встать на ноги у нее нет, но она все ближе, ближе – низведенное до ничтожества животное, она приближается к ребенку.
Матиас. Черненький, с бездонными глазами и нежной кожей Матиас. Сын Каролины… Видит ли в нем этот монстр что-то помимо сына первой жены, помимо ребенка, которого Каролина любит всем сердцем и отняла у него? Этот монстр пытался убить Каролину был уверен, что убил ее, но ему этого мало – он готов убить малыша. Он знает, что тем самым смертельно ранит ее, отнимет все, что у нее есть. Он убьет Матиаса, и никто не придет на помощь.
Сандрина протягивает руку, пытается хоть за что-нибудь схватиться. Матиас молчит, он онемел от страха, а господин Ланглуа говорит и говорит, изрыгает ругательства, проклинает самок, которые посмели унизить его, бросить ему вызов. Он говорит, что от него не уходят, что его не бросают, а кто вздумает уйти – того убьет, и Сандрина умоляет его, умоляет соседей за стеной, но ни одна дверь так и не открылась, нет; она умоляет, хотя знает – они погибнут, он пришел покарать, он пришел убивать.
Его рука хватает тонкую шейку ребенка, глаза Матиаса делаются огромными, в их черной глубине нет ничего, кроме страха. Темная струйка пропитывает штанишки пижамы, едкий запах аммиака достигает ноздрей Сандрины, и она, вторая жена – даже не жена, а так, неизвестно кто, жалкая жертва, несостоявшаяся мать – на последнем издыхании, обессиленная, намерена драться, хочет защитить, хочет удержать мужчину, который сейчас убьет малыша, но руки у нее вялые, а слезы льются и льются, но какой от них толк?
Никто не придет…
Кто-то идет…
Кто-то идет.
Лиза… Лиза здесь. И не одна. Через секунду господин Ланглуа уже на полу, руки согнуты под немыслимыми углами, чье-то колено давит ему на спину; ему говорят: ТОЛЬКО ДЕРНИСЬ, УБЛЮДОК, ТОЛЬКО ПОСМЕЙ, – и его грубо утыкают носом в пол.
Лиза бросает быстрый взгляд на Сандрину, она пришла с людьми в темно-синей форме, кажется, это парамедики, они ощупывают Сандрину, Матиаса, суетятся над Анн-Мари. Звучит указание, что надо доставить Анн-Мари в больницу, и Сандрина с облегчением думает: больница для тех, кого надо лечить. Точно так же совсем недавно Каролина сказала: «Пикассо теплый», – значит, собака не умерла.
Сандрина ползет. «Не двигайтесь, мадам, подождите!» – но она с упорством стремится к ребенку, дотягивается до него, обнимает, стискивает. Матиас тоже теплый, Матиас жив, и ее слезы льются на его черные волосы. Она говорит:
– Матиас, не смотри, не смотри, Матиас, не надо, мне так жаль, так жаль, о Матиас, бедный мой мальчик, все кончено, все позади.
Матиас крепко хватается своими ручонками за ее шею, от него пахнет мылом, мочой и горьким потом от пережитого ужаса.
Все чувства Сандрины обостряются, она чувствует нарастающую боль в почках, в зажатом животе, у нее мокрые джинсы, и она боится, что это от крови, у нее исцарапанные руки, кожа на голове горит, и она видит на полу пряди своих волос.
Матиаса отрывают от Сандрины, ее укладывают на носилки, пристегивают, укрывают. Она сипит:
– Лиза, Лиза… мой телефон, надо предупредить, я должна предупредить…
– Не волнуйтесь, Сандрина, хорошо? – говорит Лиза.
Она идет в комнату и подбирает с пола мобильник Сандрины. Полицейский радиопередатчик шипит, и Лиза произносит несколько слов в микрофон.
Потом возвращается к Сандрине и вкладывает ей в руку телефон, тот самый, который она не смогла разблокировать, и потом говорит:
– Они внизу. Патрис и Каролина. Они внизу. Все хорошо. Они проводят вас в больницу. Сандрина? Ох, Сандрина…
Сандрину трясет. Она не может это остановить, не может себя контролировать – ее тело перенасыщено адреналином. Лиза отходит, уступив место парамедикам; они измеряют Сандрине пульс, ощупывают сведенные судорогой конечности.
Господина Ланглуа бесцеремонно ставят на ноги. Сандрина хотела бы отвести взгляд, но в это самое время ее осматривают, проверяют состояние шейных позвонков, и ее голова повернута в его сторону. Она вынуждена смотреть на него.
Она видит сгорбленного, обливающегося потом, с влажными от слез щеками мужчину. У этого мужчины красные свинячьи глазки. Она видит мужчину, который пришел ее убить, но потерпел поражение. И этот мужчина плачет.
Она все видит и все понимает. Понимает, что изначально заблуждалась, понимает, как была слепа. Мужчина, который плачет, умеет плакать только от обиды и жалости к самому себе. А теперь это слезы ненависти, вызванные низкими и жалкими чувствами; с некрасиво разинутым, скривившимся ртом, он плачет от уязвленного самолюбия, он плачет от злобы и страха, плачет, потому что его забирают, а она, его жертва, ускользнула от него. Он плачет, потому что она жива и потому что она вырвалась на свободу.
На лестнице толпятся свидетели – все соседи звонили в полицию, звонили спасателям. Жильцы напуганы и чувствуют облегчение, что все наконец закончилось. Лиза несет Матиаса – он зарычал, когда полицейский-мужчина захотел взять его на руки. Лиза крепко прижимает мальчика к себе, ей нет никакого дела до того, что от детской пижамы несет мочой. Матиас, обвив Лизу рукой за шею, смотрит на Сандрину, лежащую на носилках. Огромные черные глаза устремлены в глаза Сандрины, и она пытается изобразить улыбку. Старается по мере сил.
Взъерошенный вороненок отводит взгляд, моргает и посылает ей кривую улыбку в ответ. Он тоже делает все, что в его силах.
На улице отъезжает первая машина скорой помощи с Анн-Мари; Патрис сидит в ней у изголовья носилок. Каролина стоит под дождем, сцепив руки от волнения. Завидев ее, Матиас дергается, трясет ногами, скулит от нетерпения. Лиза передает ей мальчика, и он приникает к груди матери. Их черные волосы спутываются, и уже невозможно понять, где кончается Каролина и где начинается Матиас.
Сандрина думает о своих мокрых джинсах и надеется, сама не зная на что.
Каролина идет к носилкам, парамедики шикают, ей неловко, но ее не остановить; она прижимает к себе своего драгоценного ребенка и плечами прокладывает дорогу. Сандрина высвобождает руку из-под золотистого покрывала и тянет ей навстречу – им надо коснуться друг друга, надо соединить руки, надо доказать, что они живы, а все страшное кончено.
Каролина говорит:
– Спасибо, спасибо, Сандрина, спасибо… – Голос ее дрожит, срывается, в черных глазах выступают слезы. У Каролины короткие сильные пальцы, горячее, полное воли к жизни рукопожатие. – Спасибо, Сандрина, спасибо…
Дверцы
