друг.
— Уже нет, — непривычно холодно произнёс Пиксель.
— Послушай меня, Пиксель, — попросил Карл, — сейчас я веду игру против своих хозяев. Если бы я был полностью на их стороне, я бы саботировал корабль на Ноде и позволил им взять нас на абордаж.
— А ведь ты прав. И в чём состоит твоя… игра? — скептически спросил Пиксель.
Корсар смотрел на Карла так, будто видел перед собой совершенно другого, незнакомого человека. Хотя это был тот самый Птитс, которого он знал уже больше года — та же внешность, тот же голос, те же повадки…
— Сначала я расскажу немного о себе. Карл Птитс — действительно моё имя. Вырос я на Великородине, в одном из Девяти Миров. В Империи мне было душно — я чувствовал себя птицей с отрезанными крыльями. Такое ощущение, что тебя с рождения заковали в цепи — вера в нелепое божество, поклонение устаревшим традициям и ненависть к свободомыслящим, патриархальная семья… Грешники прикрывают свои злодеяния лживой моралью, а праведники терпят несправедливость, надеясь на счастье в загробном мире. Я хотел оттуда выбраться — очень хотел, но не знал, как. После школы меня сразу же призвали в священный поход на Антею, и я был свидетелем и участником одной из многих пирровых побед генерала Хонорика. В битве я выжил, но потом зачем-то решил прочитать листовку разрушителей — наверное, хотел увидеть что-то ещё, кроме вездесущей имперской пропаганды. Мой офицер меня за это застрелил. В итоге полевая казнь оказалась для меня даром свыше — меня спасли от смерти разрушители, и я уже очнулся в Тёмном Замке. Я думал, что начну там вторую жизнь, хотел быть членом тайного братства, которое борется со всем, что мне опротивело: с бессмысленным поклонением ложному богу, с тотальным контролем и слежкой, с бытовым мещанством, которое исключало любую альтернативу… В кои-то веки я почувствовал себя свободным. Мог сам определять свои желания, мог отказаться от веры, в которую меня записали лишь по факту рождения. Мог плюнуть на представления о «настоящем мужчине», которые я ненавидел с детства, мог быть собой и при этом надеяться, что меня примут. А рядом со мной были умные, интересные и понимающие люди — во всяком случае, так мне казалось… Я думал, что попал в сказку, и только потом понял, что и разрушителям нельзя доверять. Технологии завлечения сомневающихся у них хорошо отработаны, но на самом деле им, как и имперцам, нужна власть. Они не борются за свободу и счастье — они лишь жаждут мести за унижения, которым их подвергли в Империи. Даже Лорды моего ранга для них — всего лишь пушечное мясо и расходный материал. Когда меня отправили на Нод за кинжалом, я уже понял: от меня хотят избавиться.
Карл остановился. Он перевёл взгляд с Пикселя на экран, затем на лампу на потолке и, наконец, на банки «Хайдеггера».
— Нифига себе… — только и мог сказать корсар, — а ты крупно влип.
Карл снова посмотрел на Пикселя и увидел на его лице сильное недоумение. Похоже, капитан корсаров уже сменил гнев на милость, и тон его слегка потеплел.
— Да, — задумчиво ответил Птитс.
— Вот поэтому мне и не нужно от жизни ничего, кроме хорошего вознаграждения и красивых девушек, — произнёс Пиксель, — я стал таким простоватым пиратом не потому, что об этом мечтал.
— Ты — это ты, а я так не смогу, — с горечью сказал Птитс, — прошу тебя, выслушай меня до конца.
Корсар сдержанно кивнул.
— Главный разрушитель — Верховный Владыка Философ, — снова заговорил Карл, — он очень скрытный, и о нём известно очень мало. Говорят, он прожил почти тысячу лет, и я даже не уверен, что он человек. Ему помогает Леди Серпентира — гуманоидная змея-мутант, которая помешана на боли и хаосе. О её происхождении известно примерно столько же. Кроме них, Замком управляет Совет Тринадцати. Это обычные люди, которые сменяют друг друга — как и министры в Империи. Высшие Лорды и Леди очень жадны до власти, и если бы обстоятельства сложились иначе, они могли бы стать имперскими генералами или охранителями. Этим людям нет дела до идеалов, которые они сами же несут, и всё, что их волнует — личная выгода. Кинжал с Нода может пробить силовое поле, которое защищает дворец Императора на Земле. Если Тёмный Замок завладеет оружием Пастырей, то нас ждёт такой бесчеловечный режим, что Империя после него покажется раем. Вспомни Гюнтера или Алмазова — вот что происходит, когда разрушители приходят к власти… Нет хуже угнетателя, чем бывший раб. Я это понял и теперь не хочу быть ни разрушителем, ни имперцем. Наверное, я нечто третье. На самом деле большинство людей ни те, ни другие. Они просто живут в своей некоторой данности, и так уж совпало, что эта данность — имперская. К тому же риторика имперцев ближе и понятнее простому народу, а Разрушение привлекает потерянных белых ворон вроде меня. А мне не нужен и противен такой «нейтралитет» большинства. Я нейтрал иного рода, я хочу пойти своей дорогой. Я устал от притворства, от вранья, которого полно вокруг меня. В последнее время я только и делал, что притворялся, играя в капитана Карла Птитса и даже в Лорда Ависа. Поэтому сейчас я решил действовать. Я увёл кинжал из-под носа разрушителей и намерен отдать его охранителям. Сначала я устроил дяде Сэму встречу на пиратской платформе и заснял её на скрытую камеру. Потом он отправил нас на Нод, чего и следовало ожидать. Пока мы разбирались с пушками и роботами-охранниками, Барбара отправилась на Криг схайми связалась с Айзенштайном. Я нашёл его прежде в базах данных Тёмного Замка. Он, в отличие от многих охранителей, не фанатик и не коррупционер, а просто честный человек. Я думаю, у него не возникнет желания использовать кинжал в своих целях. Он просто уничтожит артефакт или будет хранить его у себя.
Пиксель сидел неподвижно, глядя на Карла. Должно быть, ему только предстояло переварить всю свалившуюся в одночасье информацию. Сам же капитан Птитс опустил голову и смотрел на свои сапоги.
— Значит, вся эта экспедиция… была подстроена? — в голосе корсара послышалось волнение, — значит, мои люди погибли напрасно?
— Нет, — Карл сомкнул пальцы рук, — если бы мы туда не полетели, кинжал был бы уже у разрушителей. У них мало кораблей, но я уверен, что они
