Книга Оперативный центр. Зеркальное отражение - Том Клэнси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Формально в шесть часов вечера рабочий день Поля Худа и Майка Роджерса заканчивался. Однако на самом деле ни тот, ни другой не снимали с себя выполнение своих служебных обязанностей до тех пор, пока не уходили с работы. И пока они оставались в центре, ни Курт Хардэуэй, ни его сменщик Билл Абрам даже не пытались "отобрать кость у этих двух псов", как метко выразился Хардэуэй.
Лежа на кушетке, разувшись и положив ноги на мягкую боковую спинку, Худ думал о своей семье – о самых дорогих людях на свете, которых он тем не менее, похоже, разочаровывал каждым своим поступком. Быть может, от этого просто никуда не деться. Человек подводит своих близких, в глубине души сознавая, что они все равно его простят. И все же совести приходится очень тяжко. Как это ни странно, больше всего он вчера порадовал тех, с кем, казалось, у него нет ничего общего: Лиз Гордон и Чарли Скуайрса. Первую – признав результат ее работы, использовав его при планировании операции; второго – разрешив ему отправиться на выполнение такой авантюры, которая выпадает только раз в жизни.
В промежутках между краткими отрывками сна Худ также смотрел на часы, которые вели обратный отсчет времени, оставшегося до начала операции "Бомбардира" в тайге.
"Двадцать пять часов и пятьдесят минут, и время идет", – подумал Худ, глядя на часы. Когда Хардэуэй устанавливал таймер, на нем было тридцать семь с лишним часов. Что будет, когда показания полностью обнулятся? Что произойдет с миром?
Директор Опцентра испытывал одновременно подавленность и, как это ни странно, необычный душевный подъем. В любом случае, глядеть на часы было лучше, чем смотреть выпуски новостей Си-эн-эн по телевизору. Эфир был полон сообщениями о взрыве в тоннеле в Нью-Йорке; высказывались предположения о возможной связи этого террористического акта со взрывом редакции газеты в Польше. Еще был Эйваль Экдол, который распространялся о своих связях с Украинской повстанческой армией, выступившей против ввода российских войск. Худ вынужден был признать, что это очень умный ход. Негодяй настраивал общественное мнение Америки в пользу российско-украинского союза, выступая категорически против него.
Худа разбудило сообщение с борта карликовой подводной лодки, переправленное через Хельсинки, о том, что рядовой Джордж и Пегги Джеймс благополучно высадились на берег в окрестностях Санкт-Петербурга. Пять минут спустя Майк Роджерс, который, похоже, в эту ночь вообще не сомкнул глаз, доложил, что "Ил-76Т" вошел в воздушное пространство России и на полной скорости следует к месту высадки. Как ожидалось, самолет будет там через двадцать минут. Роджерс также добавил, что радиолокационные отражатели, которые "Ил" сбросил, подходя к берегу, ввели в заблуждение станцию наблюдения в Находке, позволив самолету незамеченным влиться в поток российской авиации. Пока что никто не обратил на него никакого внимания.
– Неужели система ПВО никак не отреагировала на постановку помех? – недоверчиво спросил Худ.
– Мы сделали это только для того, чтобы скрыть, с какой стороны появились, – ответил Роджерс. – Оказавшись в воздушном пространстве России, наш "Ил" стал вести себя совершенно естественно. Экипаж хранит полное радиомолчание, а на обратном пути в Находку сообщит, что самолет направляется на Хоккайдо за запасными частями для радиопередатчиков.
– И все равно я не могу поверить, что все прошло так гладко, – сказал Худ.
– За последние два года, – возразил Роджерс, – российская армия сдала еще больше. Солдатам, которые обслуживают радиолокационные станции, приходится находиться на дежурстве дольше, чем прежде. Естественно, они устают. Если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, все будет в порядке.
– Ты так в этом уверен? – не сдавался Худ. – А что, если это ловушка, в которую мышка заходит, но не может выбраться обратно?
– Планируя операцию, мы рассматривали и такую возможность, – сказал Роджерс. – Русским нет смысла рисковать, позволяя "Бомбардиру" беспрепятственно высадиться. Все дело в том, Поль, что та Россия, с которой нам приходится иметь дело сейчас, имеет мало общего с той Россией, которая в прошлом доставляла нам столько беспокойства.
– И все же у этой России достаточно сил и средств, чтобы заставить нас кусать ногти, – возразил Худ.
– Тут ты попал в точку, – согласился Роджерс.
Встав с кушетки, Худ позвонил Беннету и попросил его собрать начальников отдела в "баке", затем сходил в отдельную туалетную комнату, чтобы соскоблить с глаз сон. Вытираясь, он никак не мог избавиться от мыслей о России. Неужели Майк прав, или же все они заблуждаются, опьяненные ложной эйфорией, вызванной крахом коммунизма и распадом Советского Союза?
И был ли этот крах? А может быть, все это лишь иллюзия, созданная с помощью дыма и зеркал, небольшая передышка, подобная временным затишьям Ледникового периода? Что, если силы зла просто ушли на время в тень, чтобы перестроиться и вернуться, неумолимыми как никогда?
Русские не привыкли к свободе и независимости. Еще со времен Ивана Грозного ими правят диктаторы.
"Иван Грозный... ячейка "Грозная", – с ужасом подумал Худ.
Направляясь в "бак", директор Опцентра размышлял о том, что, как бы ни развивались события завтрашнего дня, Империя зла вовсе не мертва.
Вторник, 14.29, Санкт-Петербург
Во время своего первого полета в космос генерал Орлов не имел возможности поговорить с Машей, и, возвратившись на землю, он застал жену очень обиженной. Маша напомнила ему, что за все время знакомства еще не было ни дня – не говоря уж о трех днях, – чтобы они не разговаривали друг с другом.
Тогда Орлов решил, что это лишь глупые женские переживания, которых ему не понять. Но затем, когда родился Никита, и Маша, потерявшая при родах много крови, какое-то время не могла говорить, Орлов осознал, каким же утешением может быть голос любимого человека. Если бы Маша смогла сказать хотя бы: "Я тебя люблю", долгие дни, проведенные у изголовья ее кровати, дались бы ему значительно легче.
С тех пор больше не проходило ни дня без того, чтобы Орлов не поговорил с женой, и каждый раз он не переставал удивляться, как даже несколько простых фраз вселяли в них с Машей дополнительные силы. Хотя Маша не должна была знать о характере работы мужа в Эрмитаже, Орлов открыл ей правду – разумеется, не вдаваясь в подробности и не посвящая в детали о тех, с кем ему приходилось работать. Исключение было сделано для одного только Росского: Орлову нужно было хоть кому-то жаловаться на полковника.
Позвонив Маше в половине одиннадцатого утра, Орлов огорошил ее словами о том, что "дела идут хорошо, но мне нужно немного задержаться на работе", и направился в командный центр. Он хотел быть вместе со своими людьми, когда завершится первый день работы Операционного центра.
За несколько минут до одиннадцати появился Росский, и они с Орловым заняли свои неофициальные места. Орлов медленно прохаживался за спинами операторов компьютеров, Росский остановился рядом с прапорщиком Ивашиным, который поддерживал связь с Догиным и другими министрами. Полковник Росский держался еще более замкнуто и сосредоточенно, чем обычно. Он следил за развитием ситуации в политической и военной сферах. Орлов сомневался, что в такое настроение полковника привело известие о прибытии двух вражеских разведчиков из Финляндии, однако решил ни о чем его не спрашивать. Похоже, от вопросов, заданных полковнику Росскому, все равно никакой практической пользы не бывает.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Оперативный центр. Зеркальное отражение - Том Клэнси», после закрытия браузера.