ночи.
На душе было муторно.
* * *
… К дому Мелиссы мы подъехали ближе к одиннадцати по местному времени. Добрались без приключений, благоразумно не нарушая правил и не уставая воздавать хвалу очкам, шлемам и велосипедным аккумуляторам. Отмахать пришлось прилично — под сорок километров, и это с учётом кратчайшего маршрута, выбранного навигационной системой.
У подъезда, сложив двухколёсный транспорт пополам, я написал новый месседж:
«Встречай парней. Я — за шампанским»
— Дай нож, — неожиданно попросил Сквоч. — Я видел, ты его в задний карман переложил.
— На кой?
— Для поддержания беседы. Бабы в гневе непредсказуемы.
— Не вздумай, — отказал я. — Тебе Ежи мало?
— Тогда сам разбирайся, — изменился в лице сослуживец, но не зло. Больше походило, как если бы ему ложку дерьма под нос сунули и приказали сожрать.
Правильно, пусть прочувствует…
Подхватив велосипед, я пошёл к знакомой квартире.
* * *
Мелисса встретила нас без энтузиазма. Скупо предложила завтрак, неделикатно намекнув, что из подхарчиться одни тосты и в магазин она ещё не ходила; усадила в комнате на гостевой диван; споткнулась о перегородившие коридор велики, не по-женски загнула в семь этажей с надстройками.
— Ежи скоро придёт? — проронила она, укладывая какую-то тряпку в большую дорожную сумку, поставленную посреди комнаты.
— Он убит.
Женщина замерла.
— Он убит, — повторил я.
Толстая туша осела на пол.
— Где? Когда?
— В доме Космаль.
К чему ей правда? Что она даст, за исключением дополнительной истерики и непредвиденных осложнений? Сидеть рядом с убийцей любимого, смотреть на него, разговаривать с ним, слушать его пояснения, почему он жив, а тот, такой нужный и важный — нет… Это кошмарная пытка.
А я — не садист. Лучше совру.
— Его охранник застрелил. Он смелый был, первым пошёл… Охранник открыл огонь, а Ежи, прикрывая нас, шмальнул в ответ. Погибли оба. Мы отступили. Так получилось…
Почему-то хотелось, чтобы лопоухий в её памяти остался героем.
— Где… он?
— В полицейском морге. К усадьбе копы со всей округе слетелись.
— Я… могу пойти туда?
Без слёз, без криков…
— Принеси водички, — шепнул я Сквочу. — Её вот-вот накроет.
Кивнув, бесфамильный спешно двинул на кухню. Зажурчала вода.
— Это из-за вас… — до толстухи всё же докатился весь ужас потери. — Вы… Вымогатели… Ненавижу!!!
Обезумевшая женщина попыталась вскочить и броситься, выставив перед собой пальцы, однако шарообразная комплекция позволила лишь потерять равновесие, оступиться и бесформенной массой рухнуть на пол.
Подоспел сослуживец. Недолго думая, он плеснул воду из чашки в круглое, щекастое лицо, а я придавил тушу сверху, мешая Мелиссе подняться и рявкнул:
— Ещё воды!
Сквоч помчался на кухню.
Новая порция холодной жидкости несколько отрезвила горемычную тётку. Она перестала сопротивляться, распласталась податливой кучей по напольному покрытию, разревелась.
У женщин, похоже, без слёз — никак.
Я не отпускал, втайне сочувствуя горю и пытаясь понять, при чём тут вымогательство.
— Ты свихнулась?! Какое вымогательство?!
— За то… что его копам… не сдадите… — проныла уборщица сквозь всхлипы.
— Почему мы его должны были сдать? — проговаривал ласково, будто обращался к ребёнку или тяжелобольному.
— Он же в ту драку из-за вас полез… А вы его подставить захотели…
Вся эта чушь прекрасно укладывалась в сказку, наспех сляпанную Броком для романтической толстухи. Он — умница, вписался за друзей, а мы — захребетники, мешающие их счастью.
— И в дом тот из-за вас полез… Чтобы вы этими деньгами подавились!
— Мелисса! Ты уверена?!
— Гады, гады, какие же вы гады… Сдохните…
Пора приводить даму в сознание.
— Сквоч, опустись на колени и покажи чип, — скомандовал я, схватив женщину за волосы.
Дёрнул вверх, с силой, сознательно причиняя боль.
— Смотри! Видишь кругляш? У Ежи такой же имелся!
Смекалистый бесфамильный нагнулся пониже, давая рассмотреть имущество Федерации во всей красе.
— Был…
— И у меня есть. Мы не с западного побережья. Мы — солдаты! Сбежали из армии, — вывалил я правду, не особо опасаясь последствий. Тётка и так замазана по самое некуда. Наистерится, успокоится — сама осознает, что рот нужно держать на замке. Потому что соучастница вооружённого грабежа и убийства. Хватит жалеть чужие страдания, свои девать некуда. — Деньги нам требовались, чтобы с планеты убраться! Всем троим!.. Воды дать?
— Вы врёте! — женщина никак не хотела расставаться с иллюзиями.
— Присягу продекламировать? Или указать расположение части? Или показать ленту новостей, в которой она упоминается?!
— Расскажи ей, — попросил Сквоч. — Она имеет право знать.
И я рассказал. О маяке, о налёте, о бегстве из лечебницы, о судьбоносной встрече у мусорника, о наших гнилых перспективах, вскользь упомянул о Фарэе, вновь перекрутил обстоятельства гибели Брока и совсем ничего не сказал о поиске связи с командованием.
Поначалу она безучастно слушала, но постепенно, под напором фактов и знакомых событий, начала приходить в себя.
— … Такое вот говнище, — закончил я.
— Отпусти, — довольно связно попросила Мелисса.
— Успокоилась?
— Да.
Отстранившись от тётки, я вернулся на диван, бесфамильный стал в дверном проёме. Она заворочалась, уселась, подогнув ноги, приложила ладонь к сердцу, натужно дыша. С непередаваемой болью посмотрела на меня, потом на бесфамильного.
— Кто из вас его убил? — отстранённо, бесцветно прозвучало в комнате разрывом снаряда. — Я не полная дура. В утренних новостях показывали репортаж о налёте на дом Лилли. Сообщили об убийстве. Про охранника и Ежи не сказали ничего. Зачем вы меня обманули?
У меня не хватило сил смотреть ей в глаза. Наша ложь вскрылась, словно гнойник под скальпелем хирурга, не принеся облегчения никому.
— Я, — решительно рубанул Сквоч. — Он пытался нас застрелить. Ради денег. Для этого и револьвером обзавёлся.
— А Лилли?
— Брок. Гантелью.
Упоминание красавицы, погибшей по прихоти подчищающего концы ушастого, вызвало новый поток слёз.
— Я не хотела… Ежи… С того самого момента, как он с этим Милле связался, отговаривала…
— Погоди, погоди… — меня озарила неприятная догадка. — Та история, с нападением наркомана — его рук дело?
Плечи женщины затряслись в рыданиях.
— Д-да… Д…
Новый приступ страданий помог вылечить Сквоч. Осмелев, он присел рядом, успокаивающе приобнял толстуху и с укоризной меня попросил:
— Дай человеку выплакаться. Она потом нам всё расскажет. Но пока… не надоедай своими расспросами.
Мягкий, человечный тон бесфамильного оказался лучшим психотерапевтом. Уткнувшись в мужскую грудь, женщина ещё немного поплакала, после отстранилась, воспользовалась извлечённой из сумки кофточкой вместо платка и, смахнув слёзы, заговорила тихо, но внятно:
— Когда вы ко мне пришли, я хотела вас к подруге на проживание определить. Не к Пауле, это так… запасной вариант. Из-за сына… Он у неё ненормальный. Комок проблем, одним словом. Вечно неприятности ей доставлял. В квартире не жил, но мог на работу притащиться,
