— Я была прикована к постели два года. Потом еще два провела в инвалидном кресле. Потом наконец смогла передвигаться на костылях. Врачи, которые меня лечили, оказались совершенно потрясающими людьми. К тому же отец постоянно меня поддерживал. Я боролась, потому что они вернули мне волю к жизни. Постепенно я восстановила все нарушенные функции организма, одну за другой.
— А потом вы вернулись к медицине?
— Нет, на это у меня не хватило мужества. Это потребовало бы очень много времени. Когда выздоровела окончательно, я выбрала другой путь. Дело в том, что, пока болела, я перечитала тонны книг. Чтение стало для меня настоящей опорой. Я так к нему привыкла, что и позже не прекращала читать. Если бы увидела мою квартиру, ты удивилась бы — она больше похожа на библиотеку. Повсюду книги… там едва остается место для меня.
Хлоя улыбнулась.
— Поэтому я решила пойти в школу журналистов. И позже стала работать в разных изданиях внештатной журналисткой. Долго мыкалась, пока не получила постоянную работу во «Франс телевизьон».
Поколебавшись, Хлоя спросила:
— А… мой отец? Вы, должно быть, его ненавидели?
— Нет. Я продолжала верить в реальность всех тех счастливых моментов, которые мы пережили вместе. Его бумаги были фальшивыми, но, кроме них, есть и человеческие чувства, с которыми невозможно справиться. Я верю, что он совершил невольную ошибку, которую не смог исправить. Или же кто-то другой лишил его такой возможности. Но что касается меня, я принимала свои решения самостоятельно. Сначала я решила умереть. Потом — продолжать жить. Твой отец был ни при чем ни в том, ни в другом случае.
Их разговор был прерван подошедшей к ним женщиной — латиноамериканкой в строгом деловом костюме и с револьвером в кобуре у пояса.
Марион узнала женщину:
— О, агент Перес. Здравствуйте. Теперь вы придете на смену Аарону Альтману?
— В числе прочих.
— В числе прочих?
— Нам нужно поговорить. Кое-кто хочет узнать у вас новости.
— Кто же?
Латиноамериканка склонилась к ее уху:
— Вы хорошо знаете этого человека, Марион.
Вдвоем с агентом Перес они поднялись в номер Марион.
Латиноамериканка протянула ей мобильный телефон:
— Этот номер не прослушивается. Можете говорить свободно.
— Мисс Марш?
— Мистер Фигероа?..
— Ну, разумеется, кто же еще.
— Перес работает на вас?
— Когда мне это нужно. Видите ли, часть ее семьи живет в Мексике.
Лицо Марион исказила гримаса отвращения.
— Вы… да вы просто…
— Просто деловой человек, вы хотели сказать? Совершенно верно. А бизнес — это безжалостная вещь. Теперь скажите мне, как вы рассчитываете найти психопата, который украл мои материалы.
— Ваши материалы, — не удержавшись, повторила Марион.
— Ну, моего сына, это одно и то же.
Марион сделала агенту Перес знак выйти. Ей нужно было остаться одной.
Затем, снова поднеся телефон к уху, сказала:
— Я знаю, как за это взяться. Я вам уже говорила. Но сначала мне нужны ответы на многие вопросы.
Недавний разговор с Хлоей действительно вызвал у нее множество вопросов — точнее, напомнил о них.
— Когда ваш сын исчез пятнадцать лет назад — это ведь произошло из-за вас, не так ли?
В трубке послышался вздох.
— Какое это имеет значение?
— Для меня — очень большое.
— Ну, хорошо, — согласился Большой Па.
Послышался щелчок — вероятно, он зажег сигарету.
— Адриан всегда был независимым. Из него мог получиться блестящий хирург, и ему нужна была другая жизнь. В которой никто не знал бы, что он — сын наркобарона. Я согласился выполнить его просьбу. Я обеспечил ему фальшивые документы и позволил учиться, где он пожелает. И во Франции, и в других местах.
— Он рассказывал вам обо мне?
— Да. Когда у меня впервые случился инфаркт, он ненадолго прилетал в Мексику. Он выглядел очень взволнованным. Говорил, что собрался прочно обосноваться в Париже вместе с вами. Я ему сказал, что он грезит. Что это временное умопомрачение. Но он меня не слушал.
— Вплоть до того злополучного вечера, — сказала Марион.
— Да. Когда он спустился с крыши Отель-Дье, он наткнулся на того самого анестезиолога, который давал вам наркоз во время операции. Тот случайно увидел результаты ваших анализов крови и заподозрил внутреннее кровотечение, а заодно, видимо, вспомнил, что говорил Адриан по поводу проблемы с яичниками, которую он у вас якобы обнаружил. Он начал угрожать моему сыну. Адриан понял, что его могут разоблачить. Он позвонил мне, совершенно убитый случившимся. Я велел ему уезжать немедленно, если он не хочет оказаться за решеткой и, хуже того, встретиться после этого с вами на суде и выдержать ваш взгляд. Сознавая свое предательство. Он этого не хотел. И я вернул его в Мексику той же ночью.
— А… потом?
— Он узнал о вашей попытке самоубийства. Он был раздавлен этим известием. Во всем винил себя. Я должен был что-то предпринять. Я прилетел в Париж и встретился с вашим отцом.
Марион выдержала этот удар, поскольку была к нему готова.
— Значит, вы с ним знакомы уже давно.
Было слышно, как Большой Па сделал очередную затяжку.
— Я не стал говорить ему всего. Лишь подтвердил его подозрения в том, что Натан Чесс — неподходящий человек для его дочери. И дал ему большую сумму наличными. Чтобы оплатить ваше лечение — лекарства, все необходимые приспособления, текущие расходы…
И чтобы купить его молчание, про себя закончила Марион.
— Он выполнил свой отцовский долг, — продолжал Большой Па. — Защитил свою дочь. Я дал ему свой телефон и попросил позвонить мне, если вы когда-нибудь отправитесь на поиски Адриана. Это могло помешать его карьере. Неделю назад ваш отец мне позвонил. Впервые за пятнадцать лет. И мы оба поняли, что многое теперь изменится.
Марион села на кровать. Теперь она понимала все. Значит, у Натана никогда не было выбора.
— А в последующие годы?
Большой Па снова щелкнул зажигалкой, прикуривая новую сигарету.
— Адриану следовало вас забыть. Я познакомил его с молодой женщиной, Евангелиной. Понадобилось некоторое время, но в конце концов все устроилось. Их отношения были не такими, как у него с вами, — более спокойными. Они любили друг друга. Через два года родилась Хлоя. У Адриана началась другая жизнь. Он много путешествовал. Совершенствовался в своем мастерстве. Со временем достиг уровня, необходимого для работы в США. Его успехи были необыкновенными. Университет Южной Калифорнии принял его с распростертыми объятиями. Он американизировал свое имя, и Адриан Фигероа стал Адрианом Фогом. Период его жизни во Франции был предан забвению. Адриан всегда был скрытным, избегал фотографироваться и позаботился о том, чтобы уничтожить имеющиеся фотографии. Единственная, которую можно найти в Интернете на данный момент, это фотография на сайте университета. Других нигде нет.
